Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

«И что это она никому в глаза не смотрит? – подумала еще тогда Эльпида. – Ну заболела бабушка, не смертельно же!» Оказывается, она таким образом скрывала свои чувства к чужому мужу. Или стыдно ей было, что пользуется доверием Эльпиды. С другой стороны, она ведь старше, его бывшая учительница. Неужели она станет крутить хвостом со своим бывшим учеником? Уму непостижимо! Это невозможно! Кругом вон сколько молодых русачек. Эльпида заметалась. Почувствовала, как сдавило виски, заболела кожа головы как будто стянутая на затылке. Через два часа Харитон должен был прийти с работы. Как начать с ним разговор? Как будет он объясняться по поводу письма? Характер у мужа крутой, и палец в рот не клади – откусит. Скажет, мало ли кто написал, мало что ли кругом недоброжелателей? И будет, в общем-то прав. Возникал вопрос: что делать и как быть? Мысли роились и гнездились. Надо было самой провести расследование, а уж потом бить козырями. А может, вовсе промолчать? Может, у него это временно, как часто бывает у мужиков. Наверное, все началось во время ее беременности, когда она не очень-то подпускала его к себе. И ведь всегда вовремя приходит домой. Интересно, когда он находит на это время?

Харитон пришел домой, как всегда, вовремя. Эльпида ничего ему не сказала. Накрыла на стол. Обратила внимание на его неразговорчивость. Стала задавать вопросы, он отвечал, взял с ее рук ребенка, понянчился, поговорил с ним. Ребенок, открывая голые розовые десна, заулыбался в ответ на отцовские улыбки и ласковые разговоры. Эльпида слышала, как гулко стучит ее сердце, как оно сжималось и болело, но как только Харитон завозился с дитем, все поутихло. «Нет, не может он, бросить такого ребенка. Не хватит духу, даже, если сильно припечет», – думалось ей. Дрожащими руками она принялась убирать со стола, мыть посуду. Она решила посоветоваться с Самсоном, когда завтра утром Харитон уйдет на работу. А потом, может быть, с матерью. Но, уж очень ей не хотелось расстраивать своих стариков, да и стыдно было признаваться, что живет она с неверным мужем. Стыдно было и перед Ксенексолцей, Хильдой и Эммой, не сможет она открыться им. А с дедом Самсоном у нее установились доверительные отношения, может, он что-нибудь посоветует или предпримет… Предпринять-то он мог и этого тоже боялась Эльпида: как бы хуже не сделать. Ведь с Харитоном не так просто выяснять отношения даже, если это собственный дед.

Старик приходил из сапожной мастерской, в основном, поздно. Там он общался с людьми, с сыном Пантелеем, с невесткой, внучкой Лизой. Пантелей давно отстроил приличный дом сзади того домишка, где он раньше жил и сапожничал с отцом. Теперь и сапожную подправил немного. Милиция не раз приходила к ним прикрыть их лавочку, дескать незаконно зарабатываете, и налоги не платите. Предлагали ездить работать в девятый поселок, там была сапожная мастерская в артели «Прогресс». Старик, конечно, упирался. Но их особо и не трогали. Сначала Андрей Петрович Ахтареев их прикрывал, потом Власин, как соседей бабы Нюры. И после их отъезда, Самсон находил с местными органами общий язык в виде пространных разговоров и бутылок водки с закуской из соленых огурцов. Сам выпивал с ними за милую душу. Эльпида разок попала на такую «разборку», когда приходила на примерку новых туфель. Милиция пьянела на глазах, а дед, как стеклышко. Пантелей удивлялся:

– Ну, Самсон Аристотелевич, меня уже развезло, а ты все как огурчик. И откуда у тебя такая сила?

– А Бог его знает? От мамы с папой. От кого ж? А ты, что-то слабак. Вон, Митька наш, тоже, я видел, пьет, а не пьянеет.

– Ну, да. Весь в деда пошел, – поддел обижено Пантелей.

– Ну не весь, но что-то есть и от меня, – гордо подтвердил Самсон.

– А я в кого? – ревниво вопрошал Пантелей, с трудом поворачивая язык.

– В кого? Вы все в меня, – серьезно пояснил, изрядно разморившийся от выпитого, Самсон. Подумал и добавил, насупив кустистые брови, – и в покойную Софию.

Эльпида очень жалела Самсона и помогала пережить тяжелое время, после смерти жены. Вроде и не особо в любви жили старики: и покрикивали, и жаловались друг на друга, а вот умерла яя София, и старик с полгода ходил сам не свой. Очень помог ему правнук вернуться в привычное русло жизни. Даже первое время после его рождения забросил свое сапожное ремесло, настолько ему полюбилось тетешканье с «Йориком» – так, по-гречески, ласково звучало имя Георгий. И внучок старался – первые улыбки предназначались прадеду, а не ревнивой, к каждому движению сына, маме.

Первую ночь после того злополучного письма Эльпида не спала совсем. Весь следующий день она пристально следила за мужем. Ничего не заметила. Харитон, как всегда, вел себя ровно, спокойно, в меру внимателен ко всем. Вечером, как обычно, к ним заглянули Эльпидины мать и яя Марулла, с ними он был, как обычно, приветлив. Последила еще неделю: ничего компрометирующего: вечером всегда дома. Один раз оставила ребенка с дедом, а сама пришла к закрытию Межрайбазы. Муж был на месте: щелкал на счетах. Вместе вернулись домой. Харитон по дороге рассказывал последние новости.

– Что ты делал в обед? – спросила между тем Эльпида.

– Что делал? Обедал, – ответил Харитон, как ни в чем не бывало, – вкусные твои пирожки с капустой даже директор оценил.

– Борис Моисеевич? А вы что, вместе едите?

– Да нет, так иногда, если что аппетитно выглядит, то угощаемся. Кроме того, разве я тебе не говорил – Борис Моисеевич Альберт ушел на пенсию. На его месте теперь Поповиди Феофан.

– Поповиди? Фефа? Не слышала. Какой молодец!

– Да, ему очень понравились твои пирожки.

– А кто же теперь на месте Поповиди? – Эльпида сделала вид, что не обратила внимание на похвалу ее пирожков.

– Ульрих, ты его должна знать – немец Рейтенбах. Ему сам Борис Моисеевич доверял: все продукты на нем: и коробки масла, ящики водки, мешки с мукой и сахаром, не говоря об остальной мелочи. Все ревизии – никогда не было недостачи. Один раз, правда, вдруг исчезли двенадцать коробок масла, по двадцать килограмм каждая. Но ничего, обыскали весь склад и нашли. Кто-то как будто специально припрятал. Харитон рассказывал, а сам думал о причине ее вопроса, где он был.

– А что это ты вдруг про обед спросила?

– Так, интересно же чем занимаешься.

– Ах интересно! Ну, так для полной картины тогда надо добавить, что мы еще и