Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина
Эльпида засмеялась:
– Да ладно тебе паясничать, и спросить ничего нельзя.
«И чего я к нему прицепилась? Какая-то завистница написала пакостное письмо, а я, дурочка, поверила», – думала она, ругая себя за легковерие. На том и успокоилась, но все-таки червь недоверия слегка точил ее. Не стала она говорить ни с кем. Провела разведку с Ксенексолцей: как бы исподволь спросила не бегают ли за ее красавцем Харитоном какие-нибудь девицы, на что Ксенексолца ответила:
– Здрасте вам! – как я могу такое знать, когда я вижу его раз в месяц, по праздникам. Ничего я не видела такого. Бабы его, по-моему, боятся. Да и тебя тоже: ты ведь глаза выцарапаешь за своего ненаглядного.
– А может, он на кого смотрит? – не унималась подруга.
– Да кто его знает? Разве заметишь куда и на кого смотрят его глаза за дремучими ресницами?
– Да уж так и не усмотришь!
– Глаза – то у него, как будто все время прищуренные, куда смотрят? Ты – то можешь определить?
– Да, не жалуюсь, знаешь же сама – с детства натренирована. Никакие ресницы его не спасут.
– А что, есть какие подозрения? Загулял что ли?
– Нет, вроде. Да мало ли что? Может я чего не знаю, – попыталась скрыть истинную причину Эльпида.
– Ладно, подруга. Не юли. Не хочешь говорить, не надо.
Пришлось Эльпиде все выложить и показать письмо.
– Да кто же это может быть? «Последи за подругами». Да и я твоя подруга. Надеюсь, я вне подозрения?
– Брось ты, Мария. Не верю я, что написана правда. Какая-то злопыхательница хотела вывести меня из равновесия…
Ксенексолца долго возмущалась по поводу недобрых людей и на прощанье посоветовала:
– Если не чувствуешь сама ничего, то и нечего обращать внимания, портить себе и ему жизнь.
* * *
Дина давно предлагала съездить в столицу республики, Алма-Ату, за товаром. Там у нее жила тетка и двоюродная сестра, которые давно приглашали к себе в гости, желая повидаться с ней и познакомиться с ее мужем. В декабре, перед Новым Годом, Слон с женой и Харитоном съездили в Алма-Ату. Приобретение плаща – макинтоша было новой страстью Харитона. Он, было, в последний раз чуть бы не купил себе такой плащ в Москве, но размера его не было.
– Что за идиотство? – возмущался Харитон. – То товар не найдешь, то, кажется, уже нашел, а, поди-ка, размер совсем не тот. Тебе такое положение вещей нравится, Слон?
Тому не нравилось.
– Поздравляю нас: нам обоим не нравится!
Харитон все не веря неудаче, разглядывал плащи разного размера, рядами вывешанные для обозрения покупателям.
В Алма-Ате набрали товара столько, что казалось и за полгода не распродать. И, главное, нашли-таки макинтоши для себя и Поповиди – тот тоже заказывал. Скрыто от Слона, Харитон купил красивый гарнитур нижнего белья для Насти.
Перебирая коробки и пакеты, Харитон заметил другу:
– Смотри, Слон, не надо и в Москву ездить. Такую далекую дорогу делать.
– Я тоже думаю, что в Москву больше одного раза в год не стоит ездить, – согласился Слон, философски заметив:
– Нам ведь много не надо, старик, не правда ли?
Дина сразу договорилась с проводниками, вручила две бутылки «Столичной», несколько баночек консервных шпрот, заплатила сверху деньги, и проблема с грузом была решена. Одна из проводниц, пожилая женщина с испитым лицом, забрала часть багажа к себе в закуток, на случай проверки начальством. На этот раз Харитон купил себе только макинтош, жене кожаный портфель для школы и золотые серьги, немного игрушек детям, все же остальные подарки предназначались Анастасии. Одарил он ее основательно: золотые часы, золотые сережки, золотое кольцо, туфли, модное зимнее платье, два летних сарафана, халат, несколько кофточек, еще что-то по мелочи. Настя восприняла подарки сдержанно. Точнее, сначала не хотела брать:
– Слишком много и слишком дорого. Не хочу, чтоб ты обделял свою семью.
Харитон обиженно изогнул бровь:
– Я знаю, что делаю, знаю сам куда мне мои деньги девать и кому какие подарки подносить. Привез тебе все это, потому что хочу тебе дарить, а не кому еще. Носи и не выдумывай причины отказа от моих подарков. Я этого не потерплю, – закончил он чуть ли не сурово свою тираду, отмечая про себя, каким правильным оказалось его решение преподнести купленный для нее гарнитур не сейчас, а ко дню ее рождения. Харитон сунул руки в брюки, поднял плечи, как, если б ему стало вдруг холодно и шагнул к дверям, бросив на нее скользящий взгляд.
После таких слов, Настины губы чуть тронула улыбка. Она обняла его, прижалась. Постояли так, потом она притянула его голову, поцеловала, сказала растроганно:
– Спасибо, но я потом все примерю. Сначала ужин.
И быстро вышла на кухню. Харитон хотел было пойти за ней, но остановился. Прислушался: она напевала песню и расставляла на стол посуду. Харитон не стал ей мешать и погрузился в свои мысли. А мысли были все о том же: о сыне, жене, о зыбком своем счастье с Настенькой, когда любая случайность могла его испортить или погубить. Однажды, во время его очередного визита к ней, вдруг кто-то постучал в дверь. Хорошо, что совсем недавно Харитон поменял навесной замок на внутренний ключ. Они не открыли, хотя тарабанили в дверь настойчиво. Потом оба видели через окно, что это был ученик-старшеклассник. Как оказалось, он приходил отдать забытый ею, тонкий шелковый шарф. Неприятные были те минуты, когда стучали в дверь. И зачем школьнику было тащиться к учительнице? Подождал бы следующего дня.
– И чего он, вдруг, пришел? – спросил на следующий день Харитон.
– Шарф я забыла в классе, вот он хотел услужить, принес. У Иосифа Штейна особое уважение ко мне. Готов помочь во всем.
Всегдашнее чувство ревности и возможности потерять ее кольнуло его:
– Понимаю. Точно, как я когда-то. Влюблен, значит?
– Не знаю. Может быть…по-детски.
Харитон взглянул на нее. Она смотрела в сторону и думала о своем, повернулась к нему, улыбнулась.
– Когда-то и я был в положении влюбленного ученика, – как бы с упреком высказался он.
– Да? Вот бы никогда не догадалась. Я всегда боялась, что ты выкинешь что-нибудь эдакое.
– Что – эдакое?
– Такое, что весь мой учительский авторитет улетел бы куда-нибудь в тартарары.
– В тартарары, – передразнил ее Харитон, – ну и что такое «тартарары», – объясни мне неграмотному, – потребовал он полушутя, обнимая ее.
Нет, такое положение невыносимо. Настя говорила, что ей все время мерещится, что все обо всем догадываются, и она не знает