Алфавит от A до S - Навид Кермани

279

На остановке во Франкфуртском аэропорту ты замечаешь его в поезде напротив, когда он собирается выйти, и поднимаешь газету, чтобы скрыть свое лицо. Спустя столько лет ты прячешься за газетой, надеясь, что он не узнает тебя через два окна вагона. Тем не менее ты подходишь к двери, чтобы посмотреть ему вслед. Он все еще привлекательный мужчина, только теперь поседел, особенно по бокам, почти до белизны. А еще он похудел – на четыре или пять килограммов, а может, и больше. Брюки на его бедрах сидят слишком свободно. Вряд ли это заслуга спорта.

* * *

Закрывая глаза, слышишь особый шум, который возникает из тысяч, десятков тысяч одновременных разговоров. Ни на одной выставке не бывает так шумно, как на книжной ярмарке, потому что поверх голосов посетителей звучат бесчисленные микрофоны ораторов, лекторов, чтецов, ведущих. Невозможно представить, чтобы в зале одновременно говорили в столько микрофонов. Даже если напрячь слух, невозможно разобрать ни одного слова.

* * *

Как раз когда моя голова готова лопнуть от мимолетных встреч, шума и тяжелого воздуха, появляется мужчина средних лет, даже старик. Он рассказывает на французском о своем спасении, стоя между двумя переполненными проходами зала. Его родители погибли, и когда гестапо ворвалось в еврейский детский дом, он спрятался под телом застреленной воспитательницы, в то время как остальных детей увели. Окровавленный, он пролежал под ее телом много часов даже после того, как в доме воцарилась тишина. Нейропсихиатр Борис Цирюльник делится своими воспоминаниями восьмидесятилетней давности с такой живой яростью, как будто все случилось вчера, и все еще удивляется, что остался в живых. Немногие слушатели у стенда затаили дыхание, пятнадцать-двадцать человек среди тысяч в зале – этого достаточно, чтобы мир на мгновение остановился.

280

И вот рано или поздно дружба возвращается, если это действительно дружба: доверие возрождается, словно замершая река, которая начинает течь снова, иногда от одной встречи к другой, а иногда даже во время беседы. Увидев на обеденном столе путеводитель, она вдруг восклицает, что хочет еще раз проплыть по Нилу – а ты? Я обещала своему сыну… – из этого рождается обсуждение, общий энтузиазм, ее всегда заразительная спонтанность, и мир снова принадлежит вам обеим – да, вот он, знакомый тон, он снова вернулся. Вы не обсудили то, что одна из вас посчитала предательством, не развеяли сомнения другой. Просто время смыло разочарование и обнажило суть. Без слов вы обе это чувствуете, и ты уверена, что осознание происходит одновременно у вас обеих, и понимаешь, что именно время и есть суть.

281

Выбор фильма для вечернего просмотра – головная боль, потому что нужен такой фильм, который мог бы понравиться моему сыну, не утомляя меня. Найти баланс между этими двумя противоречивыми ожиданиями непросто. «Крестный отец» подошел идеально, а вот после «Грека Зорбы» мне не скоро снова захочется смотреть черно-белое кино.

282

Даниэль, который вчера тоже смотрел по телевизору «Грека Зорбу» – замечательный фильм! – так часто произносит слово «невероятно», что я начинаю размышлять над его значением, пока он по телефону рассказывает о походе в Гиндукуше. Не просто красиво, великолепно или грандиозно, что указывает на эстетическое качество, и не восхитительно, чарующе или ошеломляюще, что подразумевало бы трансцендентный опыт, а снова и снова, почти в каждом предложении: «невероятно». Это, возможно, должно означать: «Я бы не поверил, если бы не увидел это собственными глазами; никто не поверит, пока сам это не переживет». В таком понимании любое откровение можно назвать «невероятным», и вера была бы не противоположностью, а скорее следствием знания.

К концу дня он сам погрузился в состояние транса, вызванное «невероятной» красотой природы, осознанием того, что он, возможно, первый человек со времен Эрика Ньюби, кто идет вдоль ледника, и даже обнаруживает озеро, которого нет ни на одной карте, а также удачей запечатлеть все это на фотографии. Но трансовое состояние было вызвано и физиологически, истощением – он забыл поесть и попить – и усталостью. Известно, что химические процессы в мозге могут создавать впечатление, будто ты проходишь через другой, обычно недоступный мир. Небо кажется синее, воздух пахнет свежее, ледяной ветер превращается в песню, по телу струится незнакомое блаженство. Не нужно верить в загробный мир, чтобы испытать экстаз, достаточно амфетаминов или даже сока кактуса пейот. Даже влюбленность может химически вызвать такое восхищение, что восприятие заметно изменяется: становясь либо затуманенным, либо, наоборот, обостренным, и уж тем более сексуальный экстаз. Ощущение, что ты не просто единое тело с любимым человеком, но и с окружающей обстановкой, с предметами в комнате, а еще лучше – с природой на лугу или ночью на берегу океана, с самим космосом, – это, надеюсь, каждый хотя бы раз испытал или надеется испытать, когда умрет.

Есть еще кое-что. Ночью я прочитала у Бориса Цирюльника, что можно испытать ощущение, как будто смотришь на себя сверху, даже без опыта околосмертного состояния. Возможно, именно поэтому мотив вознесения на небо встречается так часто. Дети, подвергшиеся насилию, изнасилованные женщины или выжившие в концлагерях описывают, как их сознание отделяется от тела, и они наблюдают за происходящим откуда-то сверху. В нейропсихиатрии это называется автоскопией, что, по-видимому, является довольно известным термином. Одно воспоминание о таком опыте активирует нейронную сеть в левой височной доле, и, когда смотришь на соответствующее изображение, затылочная доля, которая отвечает за визуальную обработку, потребляет значительно больше энергии. Лимбическая система также активируется при сильном чувстве восторга.

Нейронная сеть, височная доля, затылочная доля, лимбическая система – для нейропсихиатров это привычные термины. Все можно объяснить, и если что-то пока не поддается объяснению, – значит, человечество еще недостаточно исследовало. Противоречит ли это существованию Бога? Цирюльник пришел к вере через науку. Даниэль обессилел и рухнул, когда свет стал недостаточным для хороших фотографий, и на спуске к базовому лагерю его пришлось поддерживать и частично нести, как старика. Он прислал мне фотографию, которую сделал один из его спутников под вечер. На ней он выглядит довольно растерянным – это Даниэль, а не его спутник, который, как говорят, был очень набожным.

283

Снова через Штадтвальд, только теперь под холодным непрекращающимся дождем. Когда все начиналось, была еще весна, хоть и субтропическая, а теперь листья уже желтые и красные. Врач обещает: осталось немного, и все будет хорошо. То же