Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Тетя Соня, у которой они квартировали, уже с месяц была в стадии развода со своим мужем – Ставро. Тот занимал пока времянку у дома, но надеялся отсудить полдома. Так что, надо было искать себе другое жилье. Через два месяца Савва Александриди купил недостроенный дом неподалеку от дома тетки, на соседней улице. После работы они с Ирини ходили достраивали сами. Ирини штукатурила, он делал столярные работы: окна, двери, в одной комнате даже настелил деревянные полы. А крышу крыл с знакомыми греками. Почти сразу, как приехали в Джамбул, их пригласил на свадьбу троюродный брат из Киргизии, Николай Феодориди. Тетя Соня согласилась остаться с детьми. На свадьбу поехали с новой Ирининой подругой Симой и ее мужем. Они оказались родственниками невесты. Киргизский поселок «Тамерлановка», в котором тоже жили сосланные греки, оказался просторным и богатым. Выращивали, в основном, табак. Летом его выращивали, а зимой работали с сырьем на совхозной фабрике. У каждого селянина была своя скотина: коровы, свиньи, куры, утки, гуси, бараны, козы. Народ на свадьбе собрался здоровый, щекастый, веселый. Троюродный брат Саввы, Николай, младше его на пять лет, был просто красавцем. Ирини, вместе со всеми, танцевала по дороге к невесте до изнеможения, пока не дошли до ее дома. Невеста была очень скромной и немного неуклюжей. Ирини показалась она некрасивой, да еще и очень смуглой, полным контрастом белокожему кудрявому Николаю. Танцуя греческий танец рядом с женихом, Ирини, как бы между прочим поинтересовалась:

– Где ты такую смуглянку нашел, Нико?

Тот пожал плечами:

– Мама выбрала ее для меня. А мамино слово, сама знаешь, закон для хорошего сына.

Позже, разговаривая с его матерью, тетей Лизой, Ирини высказалась, что такому красавцу можно было найти невесту покрасивше. Мать Нико в последнее время часто болела. Знала, что Марика любит ее сына, за него жизнь отдаст, но шансов, что он обратит на нее внимание не было. Нужно было только материнское слово. Она его и дала, будучи уверенной, что, в благодарность, невестка будет смотреть за ней до самой смерти. Кроме того, все знали, что Марика хорошая хозяйка. А что еще нужно для серьезной семьи?

– Так-то это так, но ваш красавец сын, мог бы найти жену посимпотичней, – сочувственно посетовала Ирини, не зная, что не пройдет чуть больше двадцати лет, как это ее замечание о Марике очень отразится на жизни дочери, которую уже два месяца, беременная Ирини, носила под сердцем. Не подумала она, что тетя Лиза, в один прекрасный день, передаст слова Ирини своей невестке. Как благоразумная Ирини могла так неосмотрительно сказать такие слова, она, которая обдумывала каждое слово прежде, чем его произнести? Может, она, никогда не пьющая алкоголь, все-таки выпила немного браги, которая развязала ей язык? Кто его знает…

На той свадьбе произошел еще такой казус: Ирини пустилась в пляс с другими молодыми женщинами. Свадьба была большой, как у греков обычно бывает. Савва играл на баяне. Вдруг к ней подошел молодой, как оказалось потом, неженатый парень и пригласил танцевать. Приглашал, наверное, раза три-четыре, и еще б приглашал, так ему приглянулась красавица-Ирина, которую он принял за незамужнюю девушку, но тут Савва прекратил играть, положил баян на стул, подошел к ней и сказал:

– Я выйду на минутку, а ты присмотри за баяном.

Парень, конечно, услышал это, все понял, и больше она его не видела. Ушел, наверное. Может, стало ему неудобно, что не распознал в этой худенькой, молодой и веселой красавице, зрелую замужнюю женщину, мать двоих детей.

Родственницы шушукались:

– Ну, Ирини, покорила ты парня. Прощай покой. Бедный, теперь потеряет сон.

Ирини весело возражала:

– Да, бросьте вы ерунду молоть. Ему понравилось, как я танцую.

– Во-во! Вот так все и начинается, – подковырнула ее подруга Сима и засмеялась.

Сима сама была очень красивой. Фиалковые глаза на пол лица. Но в свои тридцать лет она выглядела изможденной, потому что муж пил, гулял и мало зарабатывал. Пожалуй, он был самый известный лентяй и пропойца в их городе. Чтоб прокормить семью из пятерых детей, Симе приходилось день и ночь работать. Но несмотря на то, что она явно измучена семейной жизнью и, хотя не принято было засматриваться на замужних, многие мужчины тоже пялили глаза на ее красоту. Кстати, мужья – греки практически не ведали ревности. Они знали: их жены никогда себе не позволят гулять от них.

Это считалось позором и пятном на весь род. И, если случалось такое раз в десять лет, от таких женщин отворачивались, обзывали в глаза и даже могли побить. Наверное, при этом думали: «Почему я могу терпеть своего гада, а ты себе позволила. Вот и получай теперь! А как ты думала? За все в этой жизни надо платить!»

Греческие женщины были необычайно скромны и верны своим мужьям. Чего не скажешь о мужчинах. Они себе позволяли связи на стороне. Особенно их любили русские женщины. Но греки не женились на них. Редко позволялись такие браки и до, и после высылки.

* * *

Тетка хорошо отнеслась к Савве и Ирини. Интересно, оказалось, что крестным ее был родной Иринин дед Кокинояни. К тому, же тетя Соня была самой младшей сестрой Хрисаны Триандофиловой-Ксенексолцы, Роконоциной ближайшей подруги. Родственники – крепче не бывают! Так, что Ирини сразу же почувствовала себя защищенной и в своей тарелке. Первого мужа тети Сони забрали в тридцать седьмом. Пять лет назад она вышла замуж во второй раз, ее сыну Василию от первого брака было тогда четырнадцать лет. Совсем недавно, в девятнадцать лет, Василий женился и купил маленький домик. Со вторым мужем, Ставро, тетя Соня не сошлась характером и вот уже год они разводились, жили отдельно. Ирини не нравился теткин бывший муж, хоть тот и обладал красивым породистым лицом. Один раздвоенный подбородок чего стоил. Но зато противный же был! Все ему было не так. Любил только себя. Вырядится в белые туфли и белые брюки, надушится одеколоном, расчешет на пробор свои крутые седые кудри и бродит по химпоселовским улицам. Работать не хотел.

– Плевал я на советскую власть и на вас всех, – говорил он, смачно сплевывая в сторону, когда кто-нибудь заводил разговор о преимуществах работного человека. Но при этом оглядывался по сторонам, как бы еще кто из посторонних не услышал. На что он жил – непонятно. Тетя Соня говорила, что его содержат его