Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Ты что ж не проходишь, – спросила баба Нюра, – как вроде не свой… Проходи. Настя приехала на праздник. Садись, мы как раз чаевничать собрались. Она пряники привезла. Приглашай гостя, внученька, – крикнула она Насте.

Анастасия засуетилась, вытерла со стола. Загремела стаканами. Харитон взглянул на нее. Сердце кольнуло: Настя выглядела очень худой. Губы сами непроизвольно и неожиданно спросили:

– Как вы живете, Анастасия Андреевна? Что-то уж очень похудели.

Настя слегка улыбнулась, ничего не ответила; пожав плечами, принялась сосредоточенно разливать чай. Харитон взял из ее рук тяжелый горячий чайник.

– Давайте. А вы садитесь.

Анастасия устало присела на край скамейки.

– Я тоже ей говорю, – поспешила вставить баба Нюра, – а она все пеняет на занятость, учебой. Некогда порой и поесть. Скорей бы уж закончила свою учебу. Скорей бы этот месяц прошел!

– Пройдет, бабушка, немного осталось, – наконец подала голос Анастасия, при этом, вскользь, взглянув на Харитона.

Мишутка сидел у матери на коленях, мусолил дядину конфету, разглядывая, как она медленно и упорно уменьшалась в размерах.

На столе лежали пряники и маленькое блюдце с кусковым сахаром. Харитон хлебал пустой чай, ничего больше не шло ему в горло. Лицо было задумчивым, даже мрачным. Он думал, как помочь «Настаньке». Денег ей было неоткуда брать. Наверное, где-то прирабатывала. Наверное, по ночам. Интересно, где? Никому ничего не говорит. Родителям, скорее всего, не написала. Иван сам ничего за душой не имеет. И сам он хорош, что не догадался помочь деньгами. Но, как ей их дать? Ведь не возьмет.

– Ты что это, соколик, закручинился? – спросила баба Нюра. – Второй раз тебя спрашиваю, а ты не отвечаешь.

Харитон оторвался от своих мыслей:

– А вот, думаю, поехать летом на Кавказ, – нашелся он, – в Новороссийск, навестить хочу вашего Ивана. Посмотреть, как там люди живут.

– Ивана навестить? – в один голос переспросили Настя с бабушкой.

В этот момент послышалось топанье, потом стук.

Все обратили глаза к дверям. Она скрипуче открылась и в комнату зашел, чуть смущенно улыбающийся, Генерал.

Все заулыбались ему в ответ.

– А ты здесь, – хмыкнул он, подавая руку Харитону, – Эльпида сказала, что не знает где ты.

Заметив, что гость замешкался, баба Нюра торопливо пригласила:

– Проходи, проходи к столу. Чай попей с пряниками.

– Спасибо, – Генерал окинул всех пытливым взглядом, как бы желая вникнуть, чем здесь все они занимаются.

Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Анастасия обратилась к нему:

– Ты тоже, наверное, собираешься с Харитоном на Кавказ?

– Да-а? Первый раз слышу…, – Генерал развернулся на стуле лицом к Харитону.

– Ну, это не на все сто процентов, но мысль такую держу, – ответил на его вопрошающий взгляд Харитон.

– Хорошая мысль. А что будешь там делать?

Но его перебила баба Нюра, она смотрела на Харитона с великим уважением:

– Это – ж какие деньги надо иметь, чтоб туда поехать…

– Я узнавал, не так уж и дорого.

– Сколько же, соколик, если не секрет, – допытывалась любознательная бабуся.

Анастасия посмотрела на нее с укором:

– Бабушка, ну что ты задаешь такие вопросы человеку, неудобно же!

– А что такого? – баба Нюра внимательно посмотрела на своего соседа. – Митенька, если не хочешь не говори, – предупредила она его, извиняющимся тоном.

– Точно я не знаю, если честно, баб Нюр. Как соберусь, обязательно сообщу, – пообещал он.

– На Кавказе, говорят, так красиво и зимой, и летом, – проговорила мечтательно Анастасия Андреевна. Она сидела рядом с пышущей печкой и от тепла, и горячего чая ее разморило. Глаза, в которых отражались огоньки, из чугунных щелей гудящей от огня печки, явно хотели спать. Лампа на столе начинала коптить и притушился свет.

Старые скрипучие часы-кукушка громко отсчитывали позднее время, тени покачивались по стенкам и от этого все в комнате стало на какое – то мгновенье немного нереальным, все, пожалуй, кроме бабуси, почувствовали это. Наверное, магическое слово «Кавказ» или что иное так подействовало на сидящих в этот час за столом у бабы Нюры. Так или иначе, но соседским ребятам совсем не хотелось уходить из этого маленького, но какого-то уютного домика. Однако, глянув друг на друга, не сговариваясь, они почти одновременно поднялись и распрощались с хозяевами. По пути к своим домам, они перебросились лишь парой слов.

* * *

Поначалу Александр Власин утешал себя обычным явлением в семейной жизни, типа: поплачет жена, по переживает, и все пройдет само собой. Ведь жили они хорошо, он обеспечивал семью, давал возможность ей учиться. Про его проделки она не знала: очень умело у него было налажено это дело. Правда, еще в Осакаровке, однажды только жена спросила, правда ли, что он гуляет от нее. И на его вопрос откуда у нее такие сведения, она ответила, что сообщил ей это один молодой семейный человек. Постольку Анастасия нигде не бывала, Власин быстро вычислил откуда ветер дул. Генерал, с кем она могла общаться, был холост. Кроме, как с кумом, Александриди, навряд ли Настя могла обсуждать такую тему с женатыми мужчинами. После небольшого нажима, она не подтвердила, что в самом деле об этом поведал ей Александриди, но отвела глаза, когда он назвал его имя. Понятно, он же не дурак и свою жену успел изрядно изучить. Конечно, Власин был бы не Власиным, если б, как говорили в Осакаровке, «не отбрехался» перед женой, но на Александриди затаил злобу. И собирался разобраться с ним так, чтоб «грек этот паршивый» прочувствовал, что к чему.

И надо ж было случиться, как раз в этот период времени Савва попался с ворованной пшеницей! Власин даже не успел обдумать, как проучить доносчика, как он сам попался к нему со всеми потрохами. Вот почему, когда кума Ирини ходила к нему с просьбой помочь Савве избежать тюрьмы, он пообещал, но не подумал и пальцем шевельнуть. А Генералу, который приходил следом за сестрой, так и сказал:

– Во-первых, уже поздно. А во-вторых, с какой стати я должен помочь человеку, который заложил меня моей же жене.

– Как заложил? – удивился Генерал.

– Твой родственник так праведен, что сообщил моей жене о моих грешных делах с чужими бабами. Так вот, раз сам вор, стало быть, нагрешил, пусть теперь посидит, подумает на досуге, что такое хорошо и, что такое плохо.

По гримасе, которая прошлась по лицу приятеля, Власин понял, как