Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

И все равно что толку от всех этих мыслей? Хорошо, пусть все они правы, ладно. Но это не решает её проблемы! Мария чувствовала себя слабой и ненужной. Музыка не только была её жизнью, она была её силой. Той силой, в которой она черпала уверенность, когда потеряла маму и осталась одна на белом свете. В свои двадцать четыре года Мария ни разу не встречалась с молодыми людьми, хотя за ней ухаживали многие. Ей это казалось каким-то чересчур обыденным, она не тяготилась одиночеством, ведь у неё была её музыка!

Наверно, она даже не могла бы заснуть без музыки, если бы не таблетки, выписанные Маргаритой Львовной. Мария подозревала, что без этих препаратов её состояние было бы ещё хуже. Приняв вечерние лекарства, Мария буквально через пять минут проваливалась в сон без сновидений. Раньше в её снах тоже жила музыка, но теперь исчезло и это. Не было ничего – каждое утро она словно выныривала из ставшего привычным тягучего мрака, некоторое время лежала без мыслей, пока не приходила дежурная медсестра с порцией лекарств. Только после этого Мария хотя бы немного собиралась, кое-как, с помощью всё той же сестрички, приводила себя в порядок, равнодушно завтракала… Потом был врачебный обход – Сергей Нисонович или Владимир Григорьевич осматривали её каждый день, каждый день приходила Маргарита Львовна (у неё пациентов было немного, потому она проводила с Марией больше времени), иногда заглядывала Мадина Баяновна или Светлана Андреевна.

А потом Мария была предоставлена самой себе. Первые дни она лежала в глубокой депрессии, но с визита батюшки что-то изменилось. К тому же её не оставляли одну подолгу – медсёстры, санитарки и девочки-волонтёры заходили к ней постоянно и иногда просиживали у неё подолгу, болтая ни о чём. Зоя сдержала обещание и читала ей письма, приходившие в госпиталь. Дядя Гриша как-то забежал на минутку. Мария в то время опять была в депрессии и злилась – в основном на себя, хотя что именно ее злило она сказать не могла. Начали чесаться швы, их обрабатывали какой-то жидкостью, снимавшей чесотку. Пальцы на правой руке потихоньку начинали слушаться, так что Мария при желании могла кому-нибудь показать фигу, если бы хотела, но такого желания у неё не возникало, да и двигались пальцы с трудом.

Мария лежала и думала, сможет ли она сыграть этими пальцами хоть что-нибудь. Музыка внутри так и не зазвучала. Иногда Мария включала принесённый кем-то из девочек приёмник – в него вставлялась флэшка с коллекцией поп-музыки. Некоторые композиции Марии даже понравились; особенно она «запала» (если можно так выразиться в её случае) на творчество одной франкоязычной певицы. Мария достаточно знала французский, чтобы оценить депрессивные тексты певицы, хорошо отвечавшие её собственным печальным мыслям.

– Ну как, дочка, унываешь? – спросил дядя Гриша с неуместным весельем. – Прости, что не забегаю – дел по горло. На фронте пока затишье, наши бьют врага в других краях, под Харьковом сейчас заруб. А еще этот придурок Зеленский решил распустить хвост перед своими хозяевами, чтоб деньжат подбросили на кокаин, и начал «контрнаступление» под Херсоном. Конечно, получил полную панамку, на Украине все госпиталя переполнены, возят раненых чуть ли не в Ужгород, а он всё гонит и гонит своих солдат на убой…

– Чтоб он сдох, – сказала Маша, удивляясь своей злости. Хотя чего тут удивляться? Именно Зеленский со своей бандой виновны в том, что с ней случилось. Именно эти выродки рода человеческого отдали приказ рассеивать «лепестки» по городам Донбасса. Мины, которые предназначены были, чтобы останавливать вражескую пехоту, взрывались на детских площадках и парках, убивая женщин, детей, стариков…

– Не могу с тобой не согласиться, – признался дядя Гриша. – Я сам человек не злой, но этого укурка самолично бы пропустил через мясорубку. Эх… не будем о грустном. Смотри, я тебе книжечку принёс. Новенькая – сам я её ещё не читал, но автора знаю. Он даже к нам в госпиталь заезжал, свой мужик.

– Спасибо, – равнодушно сказала Мария. Читать ей не хотелось. – А о чём книга?

– Понятия не имею, – пожал плечами дядя Гриша. Точнее, пожал одним плечом, другое так и осталось неподвижным – с той стороны, где рука была ампутирована. – Я в Забойск ездил, там и прикупил. Тебе привет передавали – Тамара и девочки из общежития. Ты Тамару помнишь?

Мария неуверенно кивнула.

– Она встречается с Вовкой – сыном Григорича, прикинь? – сказал дядя Гриша. – Парень не промах, поступает в военное училище, офицером хочет быть. А у девочки судьба трудная – мама погибла, отец без вести пропал, но держится она молодцом. Клуб этот организовала, в Интернете чего-то там разрабатывает…

«Зачем он мне это рассказывает? – думала Мария. – Зачем все мне рассказывают о каких-то незнакомых людях, об их трагедиях? Мне что, должно стать легче от того, что кому-то тоже плохо? Или я должна „брать пример“ с тех, кто справился со своими проблемами? Но у них ведь совсем другие проблемы! У каждого человека – своё горе…»

– Ты о чём задумалась, дочка? – спросил дядя Гриша, кладя книгу на столик рядом с приёмником. – Ладно, можешь не отвечать. Вижу, ты музыку слушаешь? – Мария нехотя кивнула. – Классику?

– Попсу, – призналась Мария равнодушно.

– Нашу или импортную? – уточнил дядя Гриша.

– Зарубежную, – ответила Мария. – У нас слушать нечего.

– Это точно, – кивнул дядя Гриша. – Я хоть и старый, как чучело мамонта в краеведческом музее, и то меня от этих рож в телевизоре аж трясёт. Хотя когда мне телевизор смотреть? Я как тот Фигаро – то здесь, то там, то на передке, то в глубоком тылу… даже в Новый год катался – упыри фашистские в новогоднюю ночь обстрел устроили от Луганска до берега – мы ж тогда ещё не наступали. А теперь эти гады европейские всё талдычат: «неспровоцированное нападение России на Украину»… аж зло берет! Как будто мы не люди! Как будто жизни наши стоят медный грош… ай, ладно, как всегда – начал за здравие, закончил за упокой… Тамара тебе какой-то сюрприз готовит, не знаю, правда, какой, но она с самим Владимиром Григорьевичем по этому поводу консультировалась.

– Небось протез подыскивает, – догадалась Мария. – Только напрасно всё это. Нет такого протеза, который может заменить мне мои руки. Придётся смириться и искать новый смысл жизни.

Дядя Гриша задумчиво посмотрел на Марию, но промолчал.

– Вы не думайте, – неожиданно для себя сказала Мария, – что я тут только и делаю, что унываю. Думаю, вы меня понимаете лучше других, вы сами