Сторож брата. Том 1 - Максим Карлович Кантор
— Интересно, кто прокурору занес? И сколько? — спросил вегетарианец-сатанист, морщась.
Тем временем Роман Кириллович завершил покаянную речь, извинился за рассеянность («ах да, простите, халатность»), свойственную кабинетному ученому, посетовал, что в минуты испытаний страна понесла дополнительный урон по его вине. Мол, в тяжкий миг (так и сказал «тяжкий миг»!), когда история в очередной раз ставит Россию перед необходимостью принять вызов («есть ли мера позора для этого выступления?» — процедил Тохтамышев), он осознал, что не вправе отрицать свою вину. Он виноват хотя бы тем, что не знал о своей вине! («Ишь как завернул, лизоблюд», — сказал Тохтамышев.) Он, дескать, уповает на смягчение своей участи и желает искупить трудом и т. п., что в таких случаях говорят.
Опозорившегося ученого проводили обратно в клетку, выпускали из клетки лишь на время выступления. Адвокат расположился рядом с клеткой и ободрил Романа Кирилловича:
— Видите, как удачно складывается. Вы на свободе, авангардом больше заниматься не надо. Вышел из моды.
— Уже?
— Буквально на днях. Теперь найдете применение своим знаниям в области классики.
Роман Кириллович не понимал замысел властей, но видел последовательность событий: при советской власти «русский авангард» был под запретом; тридцать лет назад повсеместно пришла мода на русский авангард, квадратики стали выставлять везде; закончилась эта мода внезапно, требуется вернуться к реализму. Решил уточнить:
— Авангардное искусство двадцатого века — общий пароль у России и у Запада, верно? А теперь общий пароль не нужен. Россия больше не в Европе.
— Угадали тенденцию.
— Подождите, — Роман Кириллович вцепился старыми своими пальцами в прутья клетки, вдавил морщинистое лицо в решетку, приблизив его к свежевыбритому лицу адвоката, — я хочу понять. Вот, я занимался эстетикой русского девятнадцатого века. Мои знания не нужны. Позвали в эту… как вы такие штуки называете? — он вдруг забыл слова «проект» и «кластер». — Страну приучить к искусству авангарда. Полоски и кружочки. И я пробовал статьи писать про кружочки. Потом арестовали. Теперь оказалось, что квадратики не нужны? Уже этот… как его?.. отменяется?
— Проект отменяется.
— Не надо больше русских квадратиков?
— Ситуация изменилась.
— А на Западе тоже от авангарда отказались?
— Наметился поворот к реализму.
— И я снова могу получать зарплату за то, что занимаюсь девятнадцатым веком?
— Разумеется.
Роман Кириллович был измучен тюрьмой, слаб после инфаркта; он должен был выучить наизусть текст, написанный адвокатом, и страх заставил учить текст. Однако Роман Кириллович засмеялся. Странно прозвучал смех больного человека, сидящего в клетке.
— Находите ситуацию смешной? — полюбопытствовал адвокат.
Смеялся Роман Кириллович тому, что многим до него было давно ясно. Наследие русской теософии и германского идеализма, авангард и Просвещение, гегельянство и толстовство, вся эстетика ХХ века — зависит от желаний малообразованных людей прибрать к рукам триллионы; от передвижений вооруженных толп в степях Запорожья, от интриг прохвостов.
— Представляете, — сказал ученый, глядя сквозь прутья клетки на адвоката, — как в двадцать третьем веке люди говорят друг другу: теперь политики измельчали. А помнишь, какие были титаны? Ельцин, Зеленский, Джонсон, Эрдоган, Байден. Эстетику мира меняли.
Суд удалился на совещание перед вынесением приговора; за час ожидания публика поредела — смотреть на оправдание растратчика мало кому интересно; вот если бы борцу с произволом дали хотя бы пять лет…
Удалялся разочарованным и вегетарианец-сатанист Цепеш. Впрочем, на пороге задержался: выяснилось — в России запретили роман Жана Жене «Розовый сад». Якобы за пропаганду гомосексуализма. Лицемеры!
О Романе Кирилловиче забыли тут же. «Как, неужели запретили Жене? Следовало ожидать… Но доколе, доколе? После Киева еще и это. Палачи!» Собрался стихийный митинг у библиотеки имени Ленина, веган-сатанист и толстоносая переводчица устремились туда; они прошли мимо клетки Романа Кирилловича, и заключенный услышал обрывки диалога:
— Жене говорил: «Я хотел бы жить так, чтобы мое имя никогда не отождествлялось с добром, а только со злoм!»
— Так называемое добро себя замарало навсегда!
— А я хотела бы себе футболку с этой цитатой Жене.
Они даже не взглянули в сторону узника, опозорившего себя соглашательством. Ушли бороться с так называемым «добром». А Роман Кириллович думал, как выглядела бы его мама или бабушка в переднике, на котором написано «хочу, чтобы мое имя никогда не отождествлялось с добром, а только со злом!». Тохтамышев, проходя мимо клетки, развел руками: мол, эх, ты… Представитель «Эмнести Интернешнл» головы не повернула, проходя мимо. Разочарованной уходила и дама, слушатель решительно всех процессов — сегодняшнее представление ей не понравилось. Разве что косвенным образом было доказано наличие коррупции в судах — так что день прошел не зря.
Адвокат же воспользовался временем до оглашения приговора, чтобы просветить Романа Кирилловича касательно его дальнейшей судьбы.
— Вы понимаете, приговор будет условным. Добиться такого решения непросто. За решением стоит…
Смягчение приговора в Басманном суде зависело от немолодого, отмеченного наградами генерала, успевшего поучаствовать в армейских операциях до того, как государство доверило ему вершить правосудие. Седой генерал в молодости отметился в двух чеченских войнах, не принимал участия в боевых действиях, зато заведовал снабжением. То был первый шаг в карьере. Затем повышение в чинах. В сущности, российский генерал армии прошел тот же путь, что и адмирал Черч, мастер Камберленд-колледжа, сочетавший военные подвиги с бизнесом. В 2015 году генерал проявил себя в так называемой «гибридной» войне, то есть в операции, которую вела Россия в Восточной Украине. Вольные отряды (бриганды кондотьеров), вошедшие из России, провоцировали народное восстание русскоязычного населения — впрочем, русскоязычное население действительно присоединилось к этим отрядам, а затем и сплотилось для сражений с Украиной. Бойцов называли «сепаратистами», всему миру было сказано, что русских войск на территории Украины нет вовсе, а танковые бои ведут восставшие донецкие шахтеры. Откуда донецкие шахтеры брали танки, никто не знал, и, когда корреспонденты спрашивали шахтера, где работяга взял новый танк, шахтер отводил глаза и говорил, что танк он нашел. «Нашел танк?» — ахали слушатели. — «Ну, бывает». В ходе операции в Дебальцево генерал сплотил русских мужиков, рекрутированных в армию для того, чтобы уничтожить несколько сотен или тысяч украинцев, защищавших свою землю. Украинцы не хотели отдавать территорию, принадлежавшую им «по закону», а русские мужики (танкисты или шахтеры) были уверены, что освобождают свою исконную землю, захваченную инородцами. Что важнее — формальный закон или право первородства, — этим вопросом генерал озабочен не был. Поскольку убийство солдат противника было выполнено исправно, генерал получил повышение и был в 2018 году откомандирован в Сирию, где также выполнил свой солдатский долг, убивая людей, вина которых ему была абсолютно и совершенно неизвестна. Как до этого на Донбассе, генерал посылал русских солдат убивать граждан другой страны, и солдаты шли в бой, подчиняясь приказу. Многие говорили, что Сирия для России
