Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
- Так, значит... - вздохнул опять Апалай.
- О чем ты?
- Да все о том же...
Старуха принялась растапливать печку. В тусклых отблесках огня морщинистое, усталое лицо ее кажется особенно скорбным. Ни словом не обмолвилась она. Непонятно, одобряет ли она мой поступок или осуждает. До чего же скверно, когда не можешь высказать, что творится в твоей душе!
С заходом солнца неожиданно поднялся ветер и закрутил буран. Снежный вихрь хлестал по окошку. Завыло во всех щелях. Старик вдруг точно очнулся, вскинул голову, зло пробурчал:
- Ну и погодку аллах посылает нам!
Разве не все равно ему - буран, не буран: скотины-то никакой нету. Но ведь надо же на чем-то зло сорвать.
Вместе с бураном нагрянула такая же неистовая женге Утебая. Кстати, звали ее Кулиман. Не одна заявилась - пришла с тихой, скромной молодухой. А та явно смущалась и норовила держаться подальше, у порога, в тени. Апалая вдруг взяло любопытство:
- Эй, кто там прячется? Машрап, что ли? Подойди-ка ближе!
- Ну и что, если Машрап! - накинулась на него Кулиман.
- Так просто... - стушевался Апалай.
- Если так просто, так и не лезь... А хочешь в бабские дела вмешиваться, так натяни сначала на голову жаулык!
Она села рядом со старухой, протянула озябшие руки к огню. Серое, худое лицо ее было злобно и угрюмо.
- Зажги лампу, - приказала она.
И даже простые слова прозвучали в ее устах как угроза. Кулиман начинала меня раздражать.
Апалай неуклюже, точно отощавший верблюд, поднялся.
- Та-ак, значит... - еще протяжнее вздохнул он. Направляясь к двери, пробурчал под нос:
Аулы в степь раздольную откочевали, За калым меня, несчастную, продали...
Конец песни никто не расслышал. Апалай с силой захлопнул дверь. Его поведение тоже меня разозлило. <Дурень ты бестолковый!> - будто бросил он мне напоследок.
Старуха мрачно молчала. Лампу так и не зажгла. За спиной ярилась буря, здесь, в мазанке сидела злая, насупившаяся Кулиман: на кого они вдвоем обрушатся, того сразу с ума сведут. Кулиман вновь повернулась к старухе:
- Зятек твой прислал. Пусть, говорит, скажет свое последнее слово. Я сюда в этот буран не шутить приперлась!..
По глубоким морщинам на лице старухи покатились слезы. До этого Куанышбек сидел прямой, как кол. А тут вдруг покачнулся, как ковыль под ветром.
- Чего тут говорить?.. Отведите невесту!..
Рабига резко выдернула руку. Я вздрогнул, будто меня окатили ледяной водой. Уважал я старика. Но с этой минуты сразу возненавидел его. Совсем не так он меня понял, не так все рассудил. Решил, что я хочу жениться на Рабиге, раз не пускаю ее к <богом данному> жениху.
Ладно, пусть он рассудил так. Тогда, выходит, он предпочитает пожилого вдовца? Считает, что я не гожусь его дочери в мужья? Но если бы мы с Рабигой поженились, разве не стали бы заботиться о стариках? Сильно я обиделся. Я вообще обидчивый. С детства...
Зажгли лампу. Рабига сидит, сжавшись в комок. Не человек - тень. Больно было смотреть. Старуха копается в старом сундуке, ищет и подает Рабиге
лучшую одежду. Молодуха Машрап поднесла белый пуховый платок и накрыла им голову Рабиги. Девушка поежилась, передернулась. Ее начало колотить. <Бисмилля>, - прошептала Машрап.
С этой минуты мне чудилось, будто расстаюсь с Рабигой навсегда...
Как выскочил из мазанки - не помню. Иду по аулу, шатаюсь, как пьяный. А тут и ветер вконец ошалел, точно издевается надо мной, толкает то в одну, то в другую сторону. Неожиданно очутился я у окошка дома Керебая. Сноха его месила тесто в прихожей. В такт ее движениям покачивался, точно выплясывал какой-то танец, высокий, белый тюрбан на ее голове. Молодуха чему-то весело улыбалась. <Чему она радуется?> - с неприязнью подумал я и тут увидел Апалая. Он примостился у печки и что-то лихо рассказывал. Умел Апалай всякими небылицами смешить молодух. Так искусно врал, что невозможно было ему не верить. <Может, обо мне разговор? - вдруг насторожился я. - Может, эта молодуха над моей бедой потешается?> Плохо соображая, ввалился я в этот дом. Должно быть, плохо закрыл за собой дверь, потому что молодка тут же шутливо заметила:
- Прикройте за собой... вход!
Апалай всем телом обернулся, посмотрел на меня. Благодушие мигом слетело с его лица. Он посерел, нахмурился.
- Пошли, Апалай! - сказал я.
Апалай с готовностью вскочил. Даже не спросил, куда и зачем. Молодуха с удивлением вытаращила на меня глаза, языком цокнула, да так и застыла с ситом в руках. Пошли мы, значит, вдвоем. Мне казалось, что я бегу. Ветер свищет, валит с ног. Метельная круговерть перехватывает дыхание. Апалай схватил меня за плечо.
- Подожди-ка... Куда мы, собственно, идем?
- Спасать Рабигу!
Тут Апалай, должно быть, малость струхнул. Прижался ко мне. Вошел я через силу в дом. А здесь уже собрались девушки, молодки. То здесь, то там важно восседали пожилые бабы в тюрбанах. Обычная картина, когда в аул невесты приезжает на помолвку жених. Но сегодня все собрались еще и по другой причине: слух о том, что произошло в мазанке Куанышбека, конечно же, мигом пронесся по аулу от конца до конца. Всех теперь разбирало любопытство, всем не терпелось скорее узнать, что же дальше будет. И когда мы с Апалаем выросли у порога, у всех от любопытства даже глаза загорелись.
- Очень кстати пришли... Проходите, гости дорогие, - томно протянула чернявая щеголиха - баба Утебая.
Насмешка слышалась в ее голосе. Разоделась она сегодня в пух и прах, как и следует почтенной великодушной байбише. А я терпеть не могу, когда кто-либо начинает рисоваться, строить из себя черте что. Апалай обычно посмеивался над ней: <Тощая шея, синяя губа - то ли пери, то ли коза>. А теперь эта синегубая надо мной вздумала поиздеваться.
Толстобрюхий жених Досжан поглядывал на нас с опаской. Видно, постаралась вздорная женге, наговорила ему про нас разные разности. Бедняга от страха аж глаза выпучил. Соображает, видать: <Зачем этот вояка приперся? То ли хочет Рабигу отбить, то ли желает мою бороду выдрать?> Правда, в глазах его застыл не только страх, но еще и угроза. <Ну, постой!.. Доберусь я до тебя!>
Рядом с ним возлежал на подушках не то сват, не то дружка - полнощекий мужчина с холеными усиками и подстриженной бородой. Самоуверенно покосился он разок на меня: <А-а... это вы, что ли, притащились...> и тут
