Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
- Большевик! - ответил Петр.
Хозяева вздрогнули и переглянулись. <Большевик>! После прошлогоднего угона байских лошадей старики слышали это слово не однажды. Как-то раз Етыкбай поинтересовался у аульного купчишки Каныша: <Что это за люди такие - большевики?> - <Грабители и кровопийцы, смутьяны и разбойники>,- коротко объяснил купчишка.
И с тех пор, если кто-нибудь называл Койшкары большевиком, Етыкбай возмущался и оскорблялся: <Да вы что? Разве мой сын когда-нибудь занимался разбоем?>
О большевиках часто поговаривали в аулах. Сходятся где-нибудь двое-трое да и судачат про таинственных смутьянов. Никто толком не знал, кто они такие, поэтому все нелепое и жестокое приписывали именно им.
Минайдар и Койшкары после встречи с Андреем думали о большевиках иначе. Особенно много и часто ломал себе голову Койшкары. Неужели большевики лихоимцы? Вот Андрей назвал себя большевиком, а разве он лихоимец, грабитель? Разве станет разбойник толковать про волю? Заботиться о сирых и обездоленных? Ведь это он внушал нам: <Все сейчас в ваших руках! Если батраки объединятся, то от баев и мокрого места не останется>. А кто против большевиков? Кто распространяет о них нелепые сплетни? Кто? Кто?
Этого Койшкары не знал. И теперь, услышав из уст Петра это страшное слово, совсем смешался. Все сомнения и страхи вдруг сразу всплыли в его мозгу.
- О, создатель! Да что же это значит? - испуганно воскликнула старуха Умут и посмотрела на сына.
- Не пугайся, аже. Кем же быть Петру, если не большевиком? Все батраки - большевики! И я тоже большевик! - сказал вдруг Койшкары.
- Руку, друг! - улыбнулся Петр и крепко сжал его ладонь.
Етыкбай и Умут с недоумением посмотрели друг на друга и вздохнули. Они были явно озадачены. Однако с этой минуты и они также стали считать себя большевиками...
Етыкбая отправили на улицу дозорным, а Петр и Койшкары остались наедине, чтобы отдохнуть, поговорить обо всем. Но старые друзья даже не успели нарадоваться друг другу, как ввалился перепуганный Етыкбай и в замешательстве прошептал;
- Едут!
За окном со скрипом пронеслись сани, запряженные парой лошадей. Мелькнули мохнатые папахи, серые шинели, на поясах наганы, на санях винтовки. Один из тех, кто соскочил с саней, был толст, черен и усат. Койшкары посмотрел в окно и побледнел:
- Нечестивец Ауесбай!
- А кто он? Казах? - спросила перепуганная Умут, беспомощно озираясь по сторонам. - Попробуй, поговори с ним...
Петр мрачно покачал головой:
- Не повезло. Кто-то уже донес. Ах, как же я промазал! Не надо было мне приходить сюда...
Держа винтовки наперевес, в землянку ворвались два солдата. Петр встал и поднял руки. Вошел Ауесбай и грозно насупился. В его руках был наган. Один солдат стал обыскивать Петра, другой стоял рядом.
- Дорогой, я вижу, ты сын казаха. Этот юнец с малых лет рос в нашем ауле, - начал было неуверенно Етыкбай, но Ауесбай наставил наган на хозяина и рявкнул:
- Заткнись, старый хрыч! Не то - зараз прикончу!
Етыкбай задрожал и даже со страху глаза рукой прикрыл.
- Что же ты, милок, старого человека пугаешь? Не надо, - ласково сказала Умут, хватая Ауесбая за полы шинели, но тот с размаху так ткнул ее в грудь, что Умут, ойкнув, отлетела к порогу.
Ауесбай грозно натопорщил усы:
- Видишь, где он себе гнездышко свил?!
- Ошибаешься, я... - начал было Петр, но долговязый рыжий солдат ударил его прикладом, и он упал, как подкошенный.
Койшкары, оглушенный, потерянный, стоял и почти не соображал, что творилось вокруг него. Петр валялся без чувств весь в крови, а он, его закадычный друг, ничем не мог ему помочь. И стоит, дрожа от бессильной ярости. Нехорошо! Помнится, однажды Темир за какую-то провинность начал нещадно хлестать его камчой, и тогда Петр кинулся к нему и подставил свою спину под удары. Вот что значит настоящий друг...
И вспомнив это, Койшкары схватил долговязого за глотку.
- Ты что его бьешь, а?!
Началась свалка. Тявкнул раза два наган. Койшкары яростно вцепился в горло долговязого и стал душить его, но тут подскочил Ауесбай и, изловчившись, рукоятью нагана ударил джигита в висок. Потекла кровь. Койшкары разжал пальцы. Долговязый, вырвавшись, с бешенством обрушился на него...
Вокруг землянки Етыкбая толпился народ. Одни стояли с выкатившимися от страха глазами, другие что-
то кричали, спорили, строили разные предположения, и все вместе лезли вперед, толкаясь и сгорая от любопытства. Некоторые, уже узнав, в чем дело, не решались, однако, высказать свое отношение к случившемуся и колебались, приноравливаясь к настроению толпы.
- Пока этого мерзавца не уберут, не будет нам покоя! - распалялся Темир, неизвестно как тоже очутившийся тут.
- Правильно говоришь! Один овечий катышек целый бурдюк масла испортит. Один негодяй всю округу ославит! - поспешно поддержал бая мулла Омар.
Подростки же и джигиты, явно сочувствовавшие Минайдару и Койшкары, молча переминались с ноги на ногу...
Ауесбай заночевал у Темира. Петра и Койшкары привезли на санях и втолкнули в деревянный сарай бая. Улжан-байбише со злорадной усмешкой на холеном лице достала из кармана пышной лисьей шубы ключ и собственноручно заперла обоих джигитов.
- Знала я, что священная память иноходца и резвых скакунов покарает нечестивцев. И вот пришла расплата!..
По исконным казахским обычаям, бай и байбише обязаны были быть заступниками своих аулчан. Они должны оберегать аул от всякой внешней напасти. И то, что байбише сама заперла на ключ избитого в кровь Койшкары, оставило в душе сородичей неприятный осадок. Однако, и Темир, и Улжан были настолько ослеплены злобой, что ничего не замечали. Впрочем, у них мог быть и свой расчет.
Сторожить сарай поставили байского батрака -Минайдара. Ауесбай пронзил его взглядом, помахал наганом перед носом и прорычал:
- Эй, пучеглазый дурень, учти: упустишь их -прихлопну!
И Минайдар содрогнулся, побледнел.
Аул шумел, гудел, судачил. Женщины, ходившие за водой, выносившие золу, собиравшие кизяк, без конца обсуждали это событие. Каждый, конечно, на свой лад. Нашлись и такие, кто возносил Ауесбая до небес. Был он сыном городского купчишки - <шала-казаха> или <полуказах>, как таких презрительно называли в аулах, и приходился дальним родственником многим жителям и этой округе. С Темиром у него давно шли всякие шуры-муры. В аулах об Ауесбае говорили так:
- Видно, сумел примазаться к властям. Говорят, скоро его в чин произведут.
Старики ставили его в пример молодым:
- Этот далеко пойдет! Этот выбьется!
А сегодня Ауесбай стал настоящим
