Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин
Женщины, собравшиеся на торжество, сидели особняком, несколько в сторонке. Среди них была Дильда. Она что-то объясняла, о чем-то рассказывала. Любопытная молодка спросила шепотом:
- Еркежан-ау, говорят, что ты за учителя замуж выходишь. Это правда?
- А что? - лукаво засмеялась Дильда.
- Да нет, просто так... Лучшего джигита не сыскать.
Их разговор подслушала Кульбарша. И вся побледнела, и так поглядела на Дильду, будто хотела сжечь ее взглядом...
На другой день начались занятия. Хлопот было много. Нургали, радостный, возбужденный, размещал, рассаживал детей, набившихся в класс. Постучав в дверь, вошла Дильда. Улыбнулась:
- Поздравляю вас!
- Спасибо! - ответил Нургали. - И тебя с радостью! Проходи, помоги. Вместе работать будем.
1927г.
МУЛЛА ЗАКИРЖАН
В сопровождении неизменного спутника Калдыбая отправился мулла Закиржан в аулы <Торт-тюбе> -<Четыре холма> - за обычной данью.
Эти аулы богатые. У них даже собственная мечеть есть. Каждый год совершает туда вылазку Закиржан-мулла. Все дома объездит, никого не пропустит. Через месяц возвращается будто с калымом: гонит с собой тридцать - сорок голов скота.
Калдыбай - своего рода прислужник муллы. Они ровесники, давние приятели и сообщники. Правда, это им не мешает наедине подтрунивать друг над другом, а иногда даже ругаться. Серьезных ссор, однако, у них не бывает. Обид и злобы они друг на друга не таят.
На глазах же людей ведут себя совершенно по-иному. Вид у муллы благочестивый и отрешенный. На голове чалма, на плечах просторный белый стеганый чапан, веки смиренно опущены долу, мулла словно дремлет, погруженный в свои праведные думы. Калдыбай ходит вокруг него на цыпочках, ловит каждое движение своего духовного наставника.
- Таксыр, - елейно говорит он, - подошло время намаза. Не угодно ли вам совершить омовение?
И расторопный Калдыбай подает мулле кумган, расстилает молитвенный коврик - жай-намаз, протягивает четки. С суровым, непроницаемым лицом Закиржан опускается на колени, раскрывает черную книгу и начинает гундосить. Время от времени членораздельно произносит:
- Ия, ал-ла-а!..
И от этого возгласа Закиржана Калдыбай каждый раз благоговейно вздрагивает...
В аулах <Торт-тюбе> Закиржана и Калдыбая все уважают.
- Молодой, а всецело посвятил себя служению богу,-восторгаются Закиржаном.
- Черное от белого не отличает, а верного человека себе нашел,- говорят о Калдыбае.
Когда приезжает Закиржан-мулла, вокруг него собираются почтенные старцы и влиятельные богачи - жирные затылки аулов - <Торт-тюбе>. Они сопровождают его по аулам и юртам, заглядывают ему в рот и вообще ведут себя, как покорная свита.
Закиржан вдохновенно рассказывает аулчанам нравоучительные притчи из Священного писания: говорит о праведниках в раю, о грешниках в аду, о великих деяниях апостолов пророка, о наставлениях Мухаммеда-пайгамбара.
- О, мой сладконебый!- млеет от восторга Калдыбай.
А когда мулла начинает говорить о божьей каре и приближении конца света, у растроганных стариков начинают слезиться глаза и дрожат челюсти.
- Таксыр! Скажите, в чем заключается смысл жертвоприношений? - почтительно спрашивает Калдыбай.
- Подношения смягчают божий гнев, открывают ворота в рай, оборачиваются в Судный час спасительной соломинкой, - отвечает мулла.
- Уай, уай! До чего же всемогущ и милосерден наш кудай!1 - непременно поддержит кто-то.
Потом, возвращаясь с богатой добычей из аулов <Торт-тюбе>, мулла Закиржан и Калдыбай всю дорогу переругиваются.
'Бог.
- Игреневая кобылица моя!- настаивает <мюрид>.
- Э, не дури! Скот-то не твой, а мой. Я ведь благословение давал!
Длинный нос муллы начинает бледнеть и заостряться. У Калдыбая нервно топорщатся усы, закатываются глаза.
- Это ты брось - мой! Ты оставь это, Закиржан! -грозно рычит он.
- Это почему же?
- Да что ты своим благословением рот мне затыкаешь?! Кому он нужен, твой бред? Был бы от твоих молитв толк, люди сами бы скотину к тебе домой пригоняли. А так вместе рыщем, вместе добываем в поте лица. Значит, и доля наша равная. Моих заслуг даже больше, если уж на то пошло!
Лицо Закиржана-муллы покрывается пятнами, губы дрожат, от ярости он начинает задыхаться. В это мгновенье он ненавидит Калдыбая, как поганую собаку. И дернул же его нечистый связаться с ним и таскать всюду с собой.
- Ну и дурень же ты! Остолоп! Ведь игреневую кобылицу я получил за поминальную службу по покойнице Улболсын. Коран читал я! Отходную молитву читал я! Поминальную - я!..
Калдыбай не слушает. Он хорошо знает, что хочет сказать мулла Закиржан. Ударив коня пятками, Калдыбай сгоняет в плотный табун беспорядочно бредущий скот. Некоторое время они едут молча. Вдруг Калдыбай светлеет лицом, точно солнышко, выглянувшее из-за туч.
- Эй, Закиржан, совести у тебя нет! Зачем хулишь мои труды? Вспомни хотя бы ту ночку, а! Чего она стоит, не говоря уже о другом!
От приятных воспоминаний Калдыбай жмурится.
- У, дуралей!- смеется польщенный Закиржан.
Оба мгновенно преображаются, лихо подгоняют скот по дороге, похохатывают, довольные друг другом.
- Да, в тот раз ты отличился!- восторгается Калдыбай.
Тучи недавней неприязни рассеиваются без следа.
- И ты мне тогда здорово подсобил! - великодушничает благодарный мулла.
***
Возле Арчалы стоит зимовье Алимбая. Весной аул откочевывает на джайляу, и зимовье пустует, зарастает ковылем и бурьяном. Один бедняк Конка сторожит зимовье, и то живет он, по стародавней привычке, несколько на отшибе, ближе к одинокой степной дороге.
Его единственная коровенка, бурая, с обломанным рогом, постоянно пасется возле его черной лачуги. Жена Конки - Калампыр, - волоча за собой кривую жерлину, отгоняет буренку в степь, ругая и проклиная ее на чем свет стоит.
- У! И что ты весь день возле дома шляешься,-говорит она,- тварь поганая! Теленка никогда на выпас не отпустишь. А отпустишь - все молоко высосет. Чтоб ты подохла!
Конка, лежа на подстилках, лениво говорит:
- Чтоб тебе челюсти свело, дурная баба! Что будем делать, если она подохнет?..
Лениво перебирая пряжу, скучает в тени дочь Конки - Каныш. Пальцы привычно бегают по пряже, а мысли ее далеко. Она тоскует по соседям, по подружкам, по аулу. По шумной, веселой жизни в многолюдном ауле за долгую, шестимесячную зиму. Как дорога для черноглазой полногубой Каныш лютая зима, сжимающая в ледяной ладони весь мир! Зимой веселишься со сверстницами. Ходишь на игрища, на
той. А лето с запашистым, зеленым разнотравьем, с душными, томительными ночами - зачем оно одинокой Каныш? Вот если бы вместе со всем этим были бы еще рядом подруги и сверстники! А так она
