Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Они приехали забрать свою таль – парня и девку. Равдан не хотел отдавать, пришлось… это стоило усилий, и когда он все же согласился, они уехали на другой же день, пока он не передумал. Даже не попрощались.
Торлейв вздохнул, но сейчас, когда его мысли были заняты делом мести, Дединка показалась очень далекой.
– Ты здесь с ними какое-то дело имел? – Бер уловил этот вздох.
– Да, виделся несколько раз.
– Не слыхал ли ты от них насчет одного урочища… где мрецы и невидимцы поселились.
– Еще как слыхал! – Торлейв оживился, и теперь Дединка предстала перед ним как наяву. – Все эту сагу я знаю от начала до конца, правда, она выглядит лживой…
– Рассказывай.
– Есть у них между Окой и Жиздрой-рекой урочище одно… – начал Торлейв, и перед ним встало лицо Дединки – вдохновенное и светлое, как греческий светильник из золотистого стекла, с огоньком внутри.
Он не понял, почему Бер слушает его с таким суровым видом, не улыбнется ни разу, даже когда речь зашла о Кощее, который поселился там заново.
– Что они еще знают об этом Кощее? – спросил Бер. – Они его видели?
– Я так понял, Доброван видел. Описывал хромоту, харю на лице, плащ из медвежьей шкуры. Рога на голове.
– Мы с отцом подумали – а не те ли это, кого я искал?
– Кто?
– Да Игмор с его новой ватагой!
– Игмор – Кощей в мертвом городце?
Мысль эта показалась Торлейву совершенно дикой.
– Ну а почему нет? – возразил на его явное изумление Бер. – Эти навцы появились на том городище в ту же зиму, как Игмор собрал себе новую ватагу и ушел на полудень. Их десятка три. Кощей хромает, и Игмор сейчас тоже хромает – рана у него была тяжкая, не могла за это время зажить полностью. И хари – они скрывают лица. Вятичи твои говорили, что разговаривал с ними только вожак. Игмор ведь говорит по-славянски?
– Само собой, он в Киеве родился, и мать его – уличанка.
– А ватага его – меряне, они славянского не знают, вот потому прочие эти мрецы только воют волками.
– Убедительно…
– Если бы их увидеть… Я, правда, Игмора в лицо почти не знаю…
– Да я знаю, – ответил Торлейв, дескать, вот безделица. – Я его всю жизнь знаю. И Красена тоже. Ты думаешь…
– Пока я не услышал ничего такого, что помешало бы мне так думать.
– И что?
Торлейв вопросительно взглянул Беру в глаза; он уже понял, что за мысль тот выращивает, но сам себе не верил.
Бер поднял голову и огляделся.
– Знаешь что, бродир мин… А не хочешь ли поехать со мной в Смолянск? Мы с тобой близкие родичи, здешние хозяева не обидятся, если ты у меня несколько денечков погостишь. А мы там все и обсудим… без лишних ушей.
– Ты обещал про драугов рассказать.
– Вот пока доедем до фадир мин[822], как раз и стемнеет. Херстейн! Одолжишь нам лошадь? Да, я понял – четыре лошади.
Глава 12
– Вы хуже девчонок! – через день сказал Тородд. – Даже Альва и Сольва, пока жили здесь, не трещали между собой столько, сколько вы.
От прежней, огорчавшей Тородда тишины в его одиноком жилище не осталось и следа: два парня, оба любители поговорить, теперь сидели за его столом, развлекали его болтовней или игрой в кости и тавлеи по вечерам, а днем ездили с ним кататься верхом. Склада они были различного, но, убедившись, что на самое важное дело смотрят одинаково, общего между собой нашли гораздо больше.
– Но фадир мин, нам столько нужно обсудить!
– Ну да, за двадцать лет разлуки столько всего накопилось! Если бы вы обсуждали свадьбу, я бы слова не сказал! Понимаешь, дружище, – обратился Тородд к Торлейву, – мне столько лет приходилось заменять детям и отца, и мать, что я приобрел привычку ворчать.
– А чью свадьбу мы должны обсудить? – Торлейв улыбнулся, ощутив легкий укол зависти к еще неведомому жениху.
– Да вот его! – Тородд многозначительно указал на единственного сына. – Неужели он об этом тебе еще не поведал?
– Правда? – Торлейв оживленно повернулся к Беру. – Ты женишься?
Ему не раз уже хотелось спросить, женат ли его новый брат. Насколько он разгадал Бера, тот, хоть был моложе его на год, по своему складу имел склонность при первой хорошей возможности обзавестись семьей и занять место в кругу мужей и отцов. Но сдерживался, чтобы не отвечать на тот же встречный вопрос. А докладывать, что уехал из Киева, будучи влюбленным в жену Святослава и свою же княгиню, Торлейв не хотел при всем их взаимном доверии. Если бы он мог сказать, что обручен с Остромирой – или хотя бы намерен обручиться, – было бы другое дело.
Вести насчет Игморовой братии дали Торлейву прекрасный повод отложить мысли о женитьбе, и он охотно за него ухватился. Однако если у Бера есть возможность взять в жены именно ту, о которой мечтается в рассветной дреме, – Торлейв был готов и порадоваться за него, и позавидовать.
– У нас есть дела поважнее, – проворчал Бер, отворачиваясь.
– Куда же важнее! – возмутился его отец. – Ты обручен и не можешь обмануть надежды девушки!
– Я не собираюсь ее обманывать! – теперь уже возмутился Бер.
– А всего лишь намерен заставить ее ждать свадьбы десять лет, как та дева, что отправила Харальда Прекрасноволосого на подвиги.
– Она отлично знает, что я не могу жениться, пока не исполню мой обет…
– Вот-вот, как тот Харальд! Отпусти бороду до колен, как у него. Мы же с тобой обсудили это и решили, что ты спокойно можешь считать обет выполненным! Мы же говорили об этом, на другой день после твоего приезда. И обо всем договорились!
– С тех пор выяснилось кое-что важное.
– О всемогущий ас! – Тородд сел на скамью и уронил руки. – Ты мне очень нравишься, дружище, – обратился он к Торлейву. – Таким племянником всякий дядя может гордиться. Но если из-за тебя опять все пойдет кувырком, я не скажу, что вы с Берси встретились в добрый час!
– Фадир мин, ты все преувеличиваешь, – настойчиво возразил Бер. – Мы всего лишь собираемся сопровождать тебя в походе в дань. Чего в этом худого? Мы управимся до лета, и Вефрид не придется так уж долго ждать.
– Вефрид? – Торлейв улыбнулся. – Хорошее имя. А кто она?
Бер вздохнул: ему не хотелось это обсуждать.
– Имя Эскиля Тени тебе что-нибудь говорит?
– Матушка так хотела
