Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Но откуда мне было… А ты как меня узнал?
– Я, правда, видел княгиню Эльгу всего один раз… но ты похож на нее больше, чем ее родной сын. Да и кто еще здесь может щеголять щипаным бобром!
Они еще раз осмотрели друг друга: Торлейв был в синей шерстяной рубахе под кожухом, а Бер – в белой, из грубоватой некрашеной шерсти. Тородд упоминал о своем единственном сыне, но говорил, что тот живет в Хольмгарде у Сванхейд. И ни слова не сказал, что, мол, ждет его к себе после Йоля. Поэтому встретить Берислава здесь Торлейв никак не ожидал, хотя, конечно, ничего нет удивительного, если сын навестил отца на праздники.
– Мы «в печали» по одному и тому же человеку, да? – спросил Торлейв.
– Если ты про Улеба, то да. Но я еще по дроттнинг Сванхейд.
– Она умерла? – Торлейв слышал об этом впервые.
– Совсем недавно, в предзимье. Я с этой вестью к отцу приехал.
– Давно приехал?
– Третий день нынче. Вчера услышал о тебе. От отца. Сегодня вот решил познакомиться.
– Польщен. – Торлейв ухмыльнулся. – Сожалею о госпоже Сванхейд. Никогда ее не видел, но много слышал.
– Она меня вырастила, – серьезно сказал Бер. – Если мне суждено стать достойным человеком, то это целиком ее заслуга. Пойдем. – Он показал на помост, где стояла корчага и лежала на деревянном блюде какая-то снедь. – Выпьем за встречу и за наших покойных. Поговорим.
Торлейв пошел за ним, на ходу стягивая кожух. Его бережатые сели чуть поодаль и вскоре погрузились в беседу со Свеном – старшим бережатым Бера. Двоюродные братья выпили и помолчали, рассматривая друг друга, выискивая признаки общей крови, по глазам пытаясь понять хоть примерно: что он за человек, мой брат. Предметов для беседы им хватало, и даже трудно было выбрать, с чего начать.
– Меня здесь считают самым близким родичем Святослава из мужчин, – заметил Торлейв. – Но если подумать, на самом деле это ты. У вас ведь отцы – родные братья, а матери – родные сестры, да?
– Это так. Но почетное звание самого близкого родича можешь оставить себе.
По тому, как Бер это сказал, Торлейв заподозрил, что горячим приверженцем киевского князя его назвать нельзя. И не то чтобы его это удивило.
– У тебя вроде нет родных братьев? – спросил Торлейв.
– Только две сестры, замужем обе. А у тебя?
– Родных – никого. Отец погиб молодым, я его не помню, они с матерью прожили года три-четыре, и то по большей части его не было дома. – Торлейв улыбнулся, имея в виду, что для руси это обычное дело. – Сводный есть брат, – Торлейв кивнул на Орлеца, и Бер с любопытством осмотрел его тоже, – от пленницы, гречанки. Есть единокровный брат – Вальга, он старше меня и со своим отцом живет, Асмундом…
– Я его знаю, он летом у нас был. Со всей дружиной.
– И если тебе любопытно, как моя мать – вдова по второму браку, когда жив ее первый муж и живет уже с третьей законной женой, я потом расскажу. – Торлейв ухмыльнулся, зная, что эта чудная сага вызывает много недоумения у людей.
– Еще как любопытно! – серьезно и искренне заверил Бер: он принимал близко к сердцу все, что касается семьи.
Постепенно они перебрали, кто кого знает из общей родни, живущей кто в Киеве или Чернигове, кто в Пскове или Хольмгарде. Бера, рано потерявшего мать, вырастила его бабка Сванхейд, но Эльгу он видел лишь однажды; Торлейв вовсе не знал Сванхейд, но много слышал о ней от Эльги, которая вырастила его. Не говоря об этом прямо, каждый из них вскоре заподозрил, что к Святославу, самому знаменитому родичу, двоюродному брату их обоих, они оба особой любви не питают. Наилучшим общим знакомым у них был Лют Свенельдич; Бер познакомился с ним только минувшим летом, но они очень сблизились за то время, как в Хольмгарде пытались по горячим следам найти убийц Улеба.
Заговорив об этом, они дальше не могли остановиться. Бер еще раз в подробностях рассказал о последнем вечере Улеба, о том, как сам его проводил на встречу с Игморовой братией, откуда тому не суждено было вернуться, как ждал всю короткую летнюю ночь – ровно полгода назад, – как потом отправился искать и нашел три изрубленных тела… Торлейв уже знал все это от Люта, но слушал, ловя каждое слово. Это свидетельство было еще важнее: не считая убийц, Бер последним видел Улеба живым и первым – уже мертвым. Все связанное со смертью Улеба, позабывшееся за последние три месяца, заново оживало в мыслях. Когда Бер упомянул о Правене, Улебовой вдове, Торлейв сперва улыбнулся, потом огорчился; потом подпрыгнул, когда услышал о ее желании пойти на тот свет вслед за мужем:
– Ётуна мать, вы же ей не позволили?
– Нет, конечно, – с серьезным видом успокоил его Бер. – Нам требовался кто-то, кто знает Игморову братию в лицо, так что дать ей умереть было бы глупо.
– Ты, демонио месемврино[820]… – Торлейв нахмурился.
– Ого! – Бер восхитился. – Лют говорил, что ты знаешь по-гречески.
– Лют говорил тебе обо мне?
– Да… когда мы с ним пересчитывали, кто из наших имеет право мстить.
Сказав это, Бер взглянул в глаза Торлейву, стараясь уловить его первое чувство при этом слове, где слились жар огня и звон железа, – месть.
Красивый, щеголеватый, умеющий держаться по-княжески киевский брат понравился Беру, но эта же его красота внушала недоверие. Не слишком ли они там изнежились, кияне, нахватались от греков всякого… Лют упоминал, что Мистина высоко ценит Торлейва сына Хельги, но Бер предпочитал составлять о всяком свое мнение. Сбитые костяшки пальцев, как он уже заметил, засохшая ссадина на переносице говорили о том, что нрава Торлейв неробкого, но все же возня в Карачун – не то, что бой кровной мести, из которого живым выходит только один.
Торлейв слегка переменился в лице, но промолчал.
– Ну? А ты? – все же спросил Бер. – Считаешь ли ты своей обязанностью мстить за своего брата Улеба, или вы там в Киеве согласны, что это дело Святослава? Что ему одному решать, брать за кровь Улеба серебром или кровью убийц?
Торлейв мотнул головой и беззвучно выбранился: сложно было так сразу объяснить, кто что об этом думает. На уме у него была Прияна, и это мешало ему изложить едва знакомому брату, что он думает о Святославе.
– Или ты крещеный и вовсе не желаешь браться за месть? – не без вызова продолжал Бер; Торлейв отметил, что у его нового брата, при всей
