Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Вятичи сидели у очага, с ними были Дединка и Хотима. Шел оживленный разговор, и когда Торлейв вошел, все обернулись к нему, и по лицам он сразу понял: говорили о нем. Это и удивило, и насторожило, и отчасти обрадовало: не просто же так Дединка стала рассказывать о нем ближайшим родичам в первый час встречи.
Появление Торлейва смутило вятичей, и его вежливое приветствие не изгнало замешательства с их бородатых лиц. Подозвав Херстейна, Торлейв велел ему подать пива и чего-нибудь закусить, чтобы наладить беседу.
– Это Торлав из Киевов, князя Святослава первый вуйный брат, – пояснила родичам Дединка, тоже смущенная. – Он… добрый человек.
Торлейв про себя понадеялся, что она не рассказала родичам, как ради первого знакомства он повалил ее на землю. Вятичи и так смотрели на него диким глазами, и Торлейв их не винил: он со своими тремя бережатыми представлял диковинное зрелище для людей, всю жизнь проживших в своей веси и не отходивших от дома дальше дальнего покоса. Одноглазый Агнер, говорящий только на северном языке (сарацинские наречия ему здесь не требовались), Орлец с его орлиным греческим носом, темноволосый и темноглазый хазарин Илисар, да сам их господин – все четверо совершенно не походили друг на друга, и вятичам невозможно было понять, как настолько разные люди, на четверых имеющие четыре родных языка, могут принадлежать к одной семье. Дединка за три зимы в Свинческе попривыкла к разным, непохожим людям, но для ее родичей Торлейв был большим дивом, чем какой-нибудь змей трехголовый из сказок.
– Я вам зла не желаю, – заверил Торлейв, когда его наконец догадались пригласить сесть у очага. – Расспросить хочу: как вы там на Оке живете? Я уже слышал кое-что о том, как ваши девы и отроки в тали оказались, – добавил он, понизив голос, чтобы не слышали другие в гостевом доме.
– Ну а коли слышал, так что же и добавить? – ответил ему Доброван, старший среди вятичей. – Добре хоцца[815] невесту забрать домой, до дому. – Он кивнул на Дединку.
Торлейв отчего-то испугался, что она «невеста», но вспомнил, что она сама называет так всех взрослых девок, кому годы позволяют идти замуж. Поглядев на Добрована, Торлейв отметил: вот в кого Дединка такая рослая. Доброван был выше его, тоже худощав. Длинное, как у Дединки, лицо украшала раздвоенная борода, на щеках темная, а ниже подбородка белая как снег. Брови у него были густые и черные, глаза большие, глубоко посаженные и тоже темные, и весь он напоминал оборотня – ворона или огромного черного филина, принявшего человеческий облик. При такой внешности робким человеком он не казался, но на расспросы Торлейва отвечал неохотно и отводил глаза. Торлейв хотел знать о родах Былемиря, об их столкновении с вилькаями Равдана, о том пути, что смолянский воевода тайком проложил через земли вятичей на восток.
– Мы в эти дела не встреваем, – отговаривался Доброван. – Ездят они и ездят, куда им боги велят, нам в том нужды нет.
– Но они ездят на восток? На Упу?
– Может, и туда.
– И возят полон?
– Мы не глядим, что они там возят.
– Но если было нападение ваших людей на обоз, стало быть, знали, что девок везут?
– То не мы, а бойники. Бойники – им Велес отец, Морена мать, мы за них не в ответе.
– Тогда почему же они здесь? – Торлейв указал на Дединку и Хотиму. – Пусть бы бойники и давали таль.
– Так они всякие года три уж другие. Три зимы походят – и домой, жениться.
– И таль взяли на три года, пока эти бойники не сменятся новыми?
– Говорили, так.
– Но Равдан водит эти обозы каждую зиму?
– Мы не глядим за ним…
Даже пиво не помогло разговорить упрямого старика. Но Торлейва поддерживало тайное желание побольше узнать о Дединке, и он не отступал.
– Я хочу вам помочь, – мягко уверял Торлейв, глядя на Дединку. – Вернуть эту девушку к родне, если смогу. Но мне нужно знать, что у вас происходит, иначе Равдан меня слушать не станет, скажет, что не было ничего такого.
– Знаем мы, чего табе нужно знать, – бросил Злобка, мужик помоложе Добрована, среднего роста и с русой бородой. – Какой у тебе князь?
– Святослав киевский мой князь.
– Слыхали мы уже, что твой князь из Киева на нас ратью собирается.
Вот о чем они с такой тревогой говорили перед его появлением. Торлейв запнулся: отрицать это он не мог, да и сам Святослав не стремился скрыть свои намерения.
– Враги Святослава – не вятичи, а хазары, – мягко начал он. – Род киевских князей, потомков Олега Вещего, с хазарами связывает обязанность мести. Много лет назад хазарами был вероломно убит Грим, Эльги стрыйный брат, и эта смерть до сих пор не отомщена. Святослав намерен сделать это. Но вы, вятичи, к этому раздору не причастны. Святослав намерен пройти через Оку и Упу на Дон и на Белую Вежу. Если вы не станете чинить ему преград, он не причинит зла вам.
– Знаем мы! – опять сказал Злобка. – Святослав ваш весь белый свет себе подчинить хочет и дань брать. Отец его, вон, смолян разорил, покорил, князя их убил. А Святослав теперь на нас нацелился. Князей наших ваши русы уж сгубили, так ему прочих подавай. Уж коли придет, то данью нас обложит, чтобы мне белого дня не видать!
– А верно ли, что ты Святославу – вуйный брат? – спросил Городислав, самый старший из вятичей, полуседой мужчина невысокого роста, с добрыми светло-серыми глазами. – Говорят, ближе табя по крови у него никого нету?
– Никого, – подавляя вздох, подтвердил Торлейв. Чуть было не сказал «типеря никого», мельком вспомнив Улеба, но эти сведения не послужили бы к чести Святослава. – Разве еще Асмунд, вуй его, но он Эльге не родной брат, а их отцы были братья.
Вятичи помолчали, переглядываясь.
– И ты, стало быть, друг нам? – спросил Доброван. – Коли говоришь, что беды нам не желаешь.
– Зачем мне беды вам желать? – Торлейв невольно взглянул на Дединку, понимая, сколько опасностей грозит девушке, если в ее родной край придет война.
– Так может, ты бы поговорил со Святославом? Пусть бы шел мимо, нас не трогал… А уж мы тебе… По
