Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Истинно, – подтвердил Торлейв. – Станибор пообещал мне отдать или свою дочь, или воеводскую, по моему выбору.
– Тебе следует помнить: если ты выберешь Рагнору, то будешь биться со мной.
– Не забывайся, – спокойно осадил его Торлейв. – Разве отец девушки готов отдать ее тебе, если не будет других охотников? Добейся сперва его согласия, а пока твоя свадьба никак не зависит от моих намерений. Как добывают такие права – я тебе уже говорил. И я с тобой уже однажды дрался. Забыл, чем кончилось?
– Это было не по чести! – возмутился Унезор, вспомнив драку на прялках.
– Конечно, не по чести – вас двое на меня одного. А что до Рагноры – сперва добейся, чтобы твоя победа надо мной могла что-то изменить. Сейчас мне драться с тобой нет смысла. Если я выиграю, то ничего нового не приобрету, ты выиграешь – тоже ничего не приобретешь. Пока ты служишь Станибору, ты мне не в версту. Разве что изберешь путь бродячего берсерка, но тогда девушка едва ли тебе обрадуется.
– Ты… ты говорил мне, что не собираешься к ней свататься!
– Я и сейчас не сказал, что собираюсь. Тебе надо бегать не за мной, а за своей удачей, чтобы сделаться ровней самой девушке. Тогда и поговорим о поединке, если найдем, что делить.
Эти слова Торлейв произнес мягко, почти по-дружески. Не имея охоты заводить лишних врагов, он не видел удовольствия в том, чтобы дразнить и принижать Унезора. Но поединок между ними был как невозможным – они слишком неравны по положению, – так и бессмысленным: между Унезором и Рагнорой стоял не только Торлейв. Задача перед Торлейвом оказалась хитрая: не брать невыполнимых обещаний и ни с кем не поссориться. Равдан хочет отослать дочь в Киев – в этом его желание совпадало с намерением Торлейва, который за ней и приехал. Брать ее за себя он, однако, не собирался, и был бы не прочь намекнуть на это Унезору, чтобы не наживать врага на пустом месте. При этом Унезору полезна боязнь потерять девушку: эта страсть вернее прочего пошлет его в поход, а за ним и еще многих отроков смолянских. Но Торлейву не следовало раскрывать свои намерения, пока их не раскроют Станибор и Равдан. Времени на раздумья еще хватало, но приходилось следить за каждым своим словом.
После полнолуния в Куромолье месяц уже обновился и снова наполовину вырос. Снег шел часто и уже не таял; Днепр не замерз, но по берегу установился санный путь. Несколько раз Станибор или Равдан устраивали лов и звали с собой Торлейва; он был рад случаю выбраться за пределы Свинческа, отдохнуть от дыма очага, подышать свежим холодным воздухом и размяться. Глядя, как смоляне разъезжают на санях – кто в лес, кто в поля за сеном, кто еще по какой надобности, – он подумывал о дороге назад в Киев. Собираться было рано: ни одно из его дел еще не решилось, пока шли только разговоры, не приводившие к договоренностям. Впереди был Йоль, когда Станибор будет приносить жертвы, и это лучший срок в году для заключения прочных договоров, скрепленных клятвами. Торлейв надеялся получить от Станибора и Равдана клятвы насчет участия в походе на Дон. Они же в свой черед надеялись получить кое-что от него, но здесь ясность еще не наступила.
– Эти люди не просто так пытаются женить тебя на какой-нибудь из своих дочерей, – говорил Торлейву Агнер после его бесед с князем. – Не потому, что ты им так полюбился. У них есть некие цели, ради которых ты им нужен.
– Не то чтобы я, а ближайший родич Святослава.
– Чего именно они от тебя хотят, ты понял? – спросил Илисар.
– Да я аж ночью плохо спал, как понял, – проворчал Торлейв, глянув на княжеское сидение.
Было утро, и еще в сумерках, пока гриди сидели за столами, перед гридницей стали собираться жители Свинческа и окрестностей, имевшие до князя какое-нибудь дело. Станибор был занят с ними, а Торлейв со своими бережатыми, сидя на помосте поодаль, наблюдал. Гриди, поев, ушли во двор упражняться, и Торлейв собрался присоединиться к ним, чтобы за время этого гостевания не растерять все навыки, но мысли его все время возвращались к разговору со Станибором.
– Как бы не пытались они меня к измене склонить, – совсем тихо сказал он Агнеру. – Святослав хочет идти на Дон, а они не хотят. Им эта война не нужна, они и так свои шеляги получают. Война нарушит все пути торговые, потом их Святослав в руки заберет, и они вот так, запросто, уже с Саркелом торговать не будут, здесь княжьи люди сядут. Хочешь торговать – Святославу плати. Хотят, чтобы я их руку держал и тому походу помешал. Узнай об этом Святослав – будет у него уже два брата в изгнании. И это еще если мне повезет. Они оттого и намекали, что не выдадут – понимают, что под топор меня подставляют.
– А ты намерен увезти у них девушку, то есть получить заложницу. Они надеются, что она будет твоей женой, а ты – их родичем. Ты умно делаешь, что молчишь. Пусть они как можно больше раскрывают свои цели и как можно меньше знают о твоих, пока ты не разобрался в деле и не решил, как поступить.
– Я того и хочу. Да только их двое, да бояре у них, родичи-старики, а я один… Правда, они не знают, что ты, аами[814], стоишь пятерых. – Торлейв слегка толкнул Агнера в плечо. – Они думают, что раз я молод, им будет легко меня провести…
– Делай вид, что это им удается. Что ты только и мечтаешь об этих девах, и пусть они думают, что у них на тебя есть управа.
– Я стараюсь.
Торлейв подавил вздох, глядя, как Дединка соскабливает тупым ножом пятна пролитого воска со столов, среди других служанок прибираясь в гриднице. На него она не глядела, да и он старался придать лицу рассеянное выражение, будто смотрит на рослую челядинку, думая о своем. Иной раз им удавалось обменяться парой слов, и от звука ее низковатого голоса у него щекотало внутри. Дивное дело: разглядев ее как следует, он вовсе не считал ее красивой, но почему-то когда она появлялась, в гриднице как будто светлело. Говорить наедине им больше случая не выпадало, да и откуда ему взяться? Торлейв мог бы снова подстеречь ее во дворе, когда стемнеет, но не был уверен, что она
