Песня жаворонка - Уилла Кэсер

Он не отрывал взгляда от ее пальцев и продолжал изучать их с тем же пылом.

— В твоих руках звучат все струнные инструменты мира, — прошептал он и прижал ее руки к своему лицу.

Она опустилась рядом, скользнула к нему в объятия, закрыла глаза и приподняла голову, прижавшись щекой к его щеке.

— Скажи мне одну вещь, — прошептал Фред. — Тогда, на корабле, когда я впервые признался тебе, ты сказала, что если бы могла, то смяла бы все в кулаке и швырнула бы в море. Тебе правда хочется всё стереть? Все те недели, что мы провели вместе?

Она покачала головой.

— Ответь мне, ты бы это сделала?

— Нет, тогда я была зла. Сейчас уже нет. Я никогда не откажусь от этого. Не заставляй меня слишком дорого платить.

В этом объятии они заново пережили все остальные. Оторвавшись от Фреда, Тея уронила лицо в ладони.

— Ты так добр ко мне, — выдохнула она, — так добр!

Поднявшись на ноги, он взял ее под локти и мягко поднял. И потянул к двери вместе с собой.

— Бери от жизни все, что сможешь. Будь щедра к себе. Не останавливайся на полпути к великолепию. Я хочу, чтобы ты достигла великолепия, хочу больше всего на свете, больше, чем кое-чего великолепного для себя самого. Мне упорно кажется: ты как-то выиграешь от того, что я так много теряю, обретешь так же много, как много теряю я. Позаботься о ней, как сказал Харшаньи. Она удивительна!

Он поцеловал Тею и вышел за дверь, не оглядываясь, будто завтра собирался прийти снова.

Тея быстро прошла в спальню. Вынесла охапку муслиновой одежды и, опустившись на колени, начала укладывать ее в лотки. Вдруг остановилась, упала вперед и оперлась о раскрытый сундук, положив голову на руки. Слезы покатились на старый темный ковер. Она думала о том, сколько людей наверняка прощались и были несчастны в этом гостиничном номере. Другие люди до нее снимали этот номер, чтобы поплакать. Чужие комнаты, чужие улицы и лица — как это мучительно! Зачем она едет так далеко, когда все, что ей нужно, — знакомое место, где можно спрятаться: домик на скале, комнатка в Мунстоуне, собственная детская кровать. О, как хорошо было бы лечь на ту кроватку, перерезать нерв, который заставляет бороться, который влечет все дальше и дальше, погрузиться в покой, когда вся семья собралась внизу на первом этаже, и все счастливы и в безопасности. В конце концов, она девочка из Мунстоуна, дочка проповедника. Все остальное существует лишь в воображении Фреда. Почему ей выпало так рисковать? Любая безопасная, рутинная работа, для которой не нужно поступаться совестью, была бы лучше. Но если она теперь потерпит неудачу, то потеряет свою душу. После такого шага некуда падать, кроме как в бездны страданий. Она знала эти бездны, ибо все еще слышала, как старик играл в метель: «Ach, ich habe sie verloren!» Эта мелодия разлилась в ней, как страстная тоска. Все нервы в теле затрепетали. Музыка помогла Тее подняться на ноги, добраться до постели и погрузиться в тревожный сон.

В ту ночь Тея снова преподавала в Мунстоуне: она в отвратительных приступах ярости била своих учеников, все била и била. Она пела на похоронах и сражалась с пианино в присутствии Харшаньи. В одном сне она смотрелась в ручное зеркальце и думала, что становится все краше, но вдруг стекло стало уменьшаться, уменьшаться, а ее собственное отражение — сжиматься, пока она не поняла, что смотрит в глаза Рэя Кеннеди, видит свое лицо в его взгляде, который никогда не забудет. И вдруг глаза Рэя стали глазами Фреда Оттенбурга. Всю ночь она слышала визг поездов, несущихся в Мунстоун и из Мунстоуна, как когда-то слышала их во сне — пронзительные гудки в зимнем воздухе. Но сегодня они ужасали — это были те призрачные, роковые поезда, «летящие наперегонки со смертью», за которые молилась старуха из депо.

Утром она проснулась, задыхаясь, после борьбы с дочерьми миссис Конюшни Джонсон. Она вскочила, сбросила одеяла и села на край кровати. Ночная рубашка распахнулась, длинные косы свисали на грудь, Тея хлопала глазами от яркого дневного света. В конце концов, еще не слишком поздно. Ей всего двадцать лет, а корабль отплывает в полдень. Время еще есть!

ЧАСТЬ VI

Кронборг

Десять лет спустя

I

Сияющий зимний день. Денвер на высоком плато под волнующим сине-зеленым небом окутан снегом и сверкает на солнце. Здание Капитолия заковано в ледяные доспехи и отражает солнечные лучи; если долго смотреть на него, в глазах зарябит и силуэт здания потеряется в ослепительных бликах. Каменная терраса — белое поле, по которому пляшут сполохи, а снег точнейшим образом обрисовал деревья и кусты: каждая черная веточка дополнена мягкой, размытой белой линией. С террасы открывается вид прямо на резкие и привычные очертания гор на фоне неба. Снег заполняет ущелья, висит флагами на огромных склонах, а на вершинах собирается пылающий солнечный свет, словно под увеличительным стеклом.

Говард Арчи стоит у окна своего личного кабинета в конторе горнодобывающей компании «Сан-Фелипе» на шестом этаже здания «Ратон», глядит на горные виды, которыми славится штат, и диктует секретарю. Доктор стал на десять лет старше с тех пор, как мы видели его в последний раз, и определенно на десять лет успешнее. Десятилетие достижений не столько состарило его, сколько укрепило, придало гладкости и уверенности. Может, он и поседел, но по песочным волосам и эспаньолке этого не видно. Он не отяжелел, а приобрел гибкость, и массивные плечи легче несут пятьдесят лет и управление огромными горнодобывающими предприятиями, чем когда-то несли сорок лет и сельскую практику. Короче говоря, он из таких друзей, которым мы благодарны за то, что они преуспели, помогая поддерживать среднюю температуру и нашу собственную веру в жизнь. Он из тех знакомых, которых хочется догнать и поприветствовать среди сотни других. В его теплом рукопожатии и щедрой улыбке — бодрящая сердечность удачников, вошедших в полосу везения и стремящихся поделиться им; что-то такое, что заставляет лучше думать о лотерее жизни и еще раз покупать билет.

Закончив с утренней почтой, Арчи отвернулся от окна и посмотрел на секретаря:

— Т. Б., что-нибудь случилось вчера днем, пока меня не было?

Томас Бёрк перевернул лист календаря:

— Губернатор Олден передал, что