Купол на Кельме - Георгий Иосифович Гуревич
Но девушки прервали его, завели песню. Лукерья пошла в пляс, подбоченясь и притопывая. Она вызывала меня выйти из-за стола. Обижать ее, отнекиваясь, не хотелось. Прервав разговор о радио, я сделал два — три коленца с приговором. Вероятно, плясал я прескверно. У меня все еще болела спина от шеста. Приседая, я охал, а потом никак не мог распрямиться. Но девушки были снисходительны: как только я сел на скамью, передо мной стала притопывать следующая, приглашая сплясать и с ней.
— Да будет вам, девки! — презрительно сказал Семен. — Одни переплясы на уме! Дайте слово сказать с человеком… Так насчет питания…
Маринов между тем не терял времени. Подсев к старику, он выспрашивал у него подробности об окрестных местах.
— У-у, камни есть! — говорил старик нараспев. — До войны ученые приезжали, тоже смотрели. Я сам находил, люди рассказывали. Бо-га-тые камни, а в них щели.
Непонятно было, что это за щели. Старик не сумел объяснить:
— Щели, стало быть, щели и есть.
Мне пришлось еще раз сплясать. Когда я вернулся, Маринов договаривался со стариком на завтрашний день.
— Отчего же, проводить можно, — сказал тот. — Я сам не ходил, а провести проведу. Время горячее, но девки управятся. Они у меня работящие. Но тогда надо встать пораньше, — прибавил он и тут же распорядился: — Семен, проведи-ка гостей в чуланчик, голубок.
Нас уложили в темном закутке на сетях. Семен расстелил их. Старик принес подушки в красных наволочках, закрыл скрипучую дверцу и оставил нас в темноте. Укладываясь, мы слышали, как в избе веселились девушки: пели жалостливые песни и молодецки топали сапогами.
8
Кажется, только что я закрыл глаза, только-только старик вышел за дверь, и вот он опять здесь — трясет за плечо:
— Вставай, пора!
На улице было еще совсем темно. Месяц играл в тучах: то прятался, то освещал их изнутри бледно-желтым светом.
Когда мы вошли в дом, старик сидел за столом. Сердитая, полусонная Лукерья возилась у печки, передвигая ухватом чугуны.
— Выдумал тоже, в такую рань поднял. Никакой жалости к людям! — ворчала она.
Старик не хотел тащить на себе провизию, поэтому натужно наедался впрок, на весь день вперед. Он молча работал челюстями, уничтожал утятину и похлебку из хлеба с рыбьим жиром — на редкость противную, но очень сытную.
Мы вышли около трех часов ночи. Старик перевез нас на лодке через протоку. Оттуда мы двинулись по болоту, ступая по кочкам, — старик впереди, за ним Маринов, сзади я. Местность была унылая, безлесная. Смутными пятнами проплывали карликовые сосны, поросшие мхом мягкие кочки вздрагивали под ногами. Маринов провалился в воду первым, за ним старик. Впрочем, он ловко выбрался и, не останавливаясь, пошел дальше. Вода не задерживалась в его кожаных чулках — наливалась сверху, вытекала из прорезей снизу.
Километров через десять мы вышли на сухой лесистый пригорок. Здесь нам впервые попались темные сланцы. Почему-то они лежали в беспорядке: отдельные глыбы стояли торчком, остальные были наклонены под самыми различными углами. Сердце у меня екнуло: «Неужто складка? Столько шли, столько перетерпели, столько собрали доводов! И вдруг в последнюю минуту провал! Да нет, не похоже на складку. Скорее напоминает заброшенную каменоломню».
— А кто тут камни ломал? — спросил я старика.
— Не знаю, — ответил он. — Испокон веков так. Нам ни к чему, брошено — не замай. В зимнее время слыхал я вроде пальбу… Должно, сами собой трещат, ровно сучки.
Отлегло. Видимо, старик дал правильное толкование. Сланцевая гряда проходила здесь по болоту, вода просачивалась в трещины, а зимой, замерзая и расширяясь, выламывала и переворачивала целые плиты.
Пока мы возились со сланцами, поднялось солнце. Закончив записи и зарисовки, мы двинулись в путь уже по сухому сосновому бору. Старик все так же уверенно вел нас на юго-запад, ни разу не теряя направления.
Так мы шли еще три часа. Внезапно впереди засверкало что-то белое, как будто обширное снежное поле. Откуда снег? До зимы еще далеко. Но, подойдя ближе, мы увидели, что белое — это не снег, а ягель. Вблизи он был красновато-серым, но на фоне темного леса казался белоснежным, как бы островок зимы в осенней тайге.
— А за ягельником будет камень с искрой, — сказал старик.
Камень с искрой! Вероятно, это знакомые золотисто-желтые песчаники. Мы прибавили шагу и вскоре увидели каменистое плато. Песчаник был сильно разрушен и по всей длине рассечен извилистыми, довольно широкими коридорами. Это и были щели, о которых накануне говорил старик. Глубина коридоров доходила до пяти метров, на дне их росли укрытые от ветра сосны. По веткам я спустился на дно и, расчистив груду песчаникового щебня, увидел темно-серую гладкую поверхность — древнейшие сланцы.
Вот он — тот каменный фундамент, на котором покоятся великие русские равнины! Он плоский, горизонтальный. Приходите смотреть, спорщики, — вы не найдете никакого намека на складки. Фундамент приподнят здесь. Он оказался на самой вершине Югорского кряжа, но это такая же плоская ступень, как и все прочие мариновские ступени. Несомненное веское доказательство. Мы твердо стоим на нем обеими ногами.
Догадки Маринова подтвердились. Подтвердились, увы, и мои предположения. Трещиноватые песчаники лежат здесь до самого дна ступени, водонепроницаемой крыши так и нет. Итак, снова пустой номер. Последняя ступень — и без нефти. Теория подтвердилась, а практической пользы нет.
— Ну как, стоящий камень? — спросил старик. — Богатство в нем есть?
— Да мы для науки, отец, — ответил я.
Старик, кажется, не понял. Тогда вмешался Маринов.
— У камней свой обычай, — сказал он. — Золото находят в кварце, уголь рядом с известняком. Камень ненужный указывает дорогу к нужному. Вот и сейчас мы посмотрели ненужный камень, но теперь мы твердо знаем, где найти богатство.
Глава седьмая
1
Так знаем ли мы, где найти богатство?
Есть такая игра: «Угадай, кого я задумал».
Этой игрой развлекаются в домах отдыха в ненастную погоду или на студенческих вечеринках в те томительные минуты, когда гости еще не собрались, взволнованная хозяйка подправляет на кухне винегрет, а прибывшие молча сидят по углам или перелистывают семейный
