Моя стая-семья и не только - Евгения Кимовна Романенко
Конан «умер», так и не начав охоты. Тут же на пороге. Оторвав от пола рыжее тесто, я понесла это чудо с гордым именем Конан, домой к соседке.
У Лаки выражение морды: «Мама, я старалась, а он что ─ дурак? Столько живых игрушек, и всё даром!»
Вот и думаю: надо искать кошку, пока моя семья не прочитала ещё кой-какие мои мысли по поводу их подарка. И не взяли решение проблемы в свои лапы. Ох, чую я, если решать проблему будут они, то мышки, крыски и Бог весть ещё кто, будут строем ходить по комнате, под моим чутким руководством.
Вот прям срочно нужно животное породы кошачьих, ненавидящее собак, чтобы дать отпор лизунцам и не попасть под власть безмерной любви стаи! Свободу, еду и любовь по требованию гарантирую. Но, если снюхается со стаей в любви к грызунам ─ верну хозяевам!
Шучу, конечно, не верну. Что к нам попало ─ это уже наше! А своим моя стая-семья не делится.
Приятно ошибаться
Как иногда приятно ошибаться в людях! Вот и со мной произошёл случай.
Ездила я маме в Алма-Ату. У неё соседи ─ семья из четырёх женщин. Баба Света, дочка Тома, и две внучки ─ Анюта и Лиза. Была у них маленькая собачка. Когда мы познакомились, собачка была уже в преклонном возрасте. Вроде бы маленькая, но не общительная с чужими. Любили её знакомые сильно. Маленькая Лора прекрасно жила в квартире одна, самая любимая, зацелованная и заласканная. Но знакомые купили дом. И во дворе появилась Кала ─ помесь овчарки и дворняги. И начались драки.
Светлана, не долго думая, посадила Калу в вольер. К маленькой Лоре они привыкли и любят её много лет, а Калу ещё не знают. Для семейства оказался вариант очень удобным: Кала не роет грядки в огороде, не обижает престарелую Лору.
Прошло три года. Кала безвылазно сидела в вольере. Ни в еде, ни в питье, ни во внимании она обижена не была. Но она зверела с каждым днём. Я как-то попросила Светлану, чтоб она её хоть зимой выпускала, но та стала её бояться. А мне посоветовала не лезть в их семью.
Уж не знаю, сама Кала открыла защёлку на вольере или кто-то из внучек неплотно закрыл, но Кала вырвалась на волю. И самое первое, что она сделала ─ разорвала старушку Лору. Потом демонстративно вернулась в вольер. В этот же вечер Светлана отдала Калу знакомым на отгоны (отдалённые пастбища).
Чтоб утешить рыдающих Анюту и Лизавету, Светлана и Тома купили щенка той-терьера, с кучей документов и ужасно дорогого. Назвали Мася. Ту кличку, что прописана в документе, под страхом смерти не выговоришь!
Как-то так получилось, что наши дружеские отношения сошли на нет. «Здрасте, как дела, как здоровье?» ─ и всё. Я к ним не заходила. А ко мне и так никто не ходит. Семья не пускает.
А тут, уже темнеть стало, прибегает Анюта:
─ Баба Женя, бабушка вас зовёт, Масю машина сбила!
Девчонку трясёт, как в лютый мороз, видно, что плакать она уже не может. Хлюпает носом и заикается. Пока я доковыляла, спасать было поздно.
А вот неделю назад опять прибежали Анюта и Лиза.
─ Баба Женя, вас бабуля зовёт.
Теперь стало плохо мне. Кого ещё меня зовут спасать? Мы не виделись всю зиму и весну. Но девчонки улыбаются. Я пошла.
Во дворе произошла перестройка. Огород огорожен, калитка закрыта и… нет вольера. В кресле, на веранде, лежит дворянский щенок, месяцев семи от роду. Крупный, лапы, как моя ладошка, лобастая башка с полустоячими ушами и глаза! Глаза ребёнка из детского дома! В них страх, непонимание, надежда, вера и малюсенькое, зарождающиеся чувство любви.
─ Вот, Женя, познакомься, это Кай.
Света смотрит на щенка с недоумением: «Как такое появилось в нашем доме?». Тома присела между псёнышем и мамой, ласково гладит щенка.
─ Мы с девочками забрали его из приюта. Вот поехали и забрали.
Света неодобрительно поджала губы:
─ Ага, взяли какого-то с помойки, а я уже задаток за йоркшира отдала. Дорогой, зараза, зато порода!
Тома не сдаётся:
─ Мама, мы тысячу раз уже говорили: того породистого кто-нибудь купит, а этот никому не нужен кроме нас! Тёть Жень, их, пятерых щенков, в водостоке кто-то залил цементом. Щенков четыре часа вытаскивали. Кое-как спасли. Четыре месяца он в приюте жил в клетке с двумя взрослыми собаками, которые обижали его, а смотритель, или кто он там, через прутья бил их палкой, чтоб не дрались. Мы как с девочками увидели его глаза, сразу решили ─ без него не уйдём!
Да, глаза этого собачьего ребёнка душу выворачивают наизнанку. За что с ними так? Только за то, что родились на свет? Протянув руку, я тихонько погладила его по пальцам на лапе. Какой ужас промелькнул у него в глазах! Глаза кричали: только не делай мне больно!
─ Тёть Жень, осторожней, он кусачий! ─ Тома аж дышать перестала. ─ Он у нас только неделю живёт. Мама его боится, а девчонки с ним играют. Только он не умеет!
─ Ничего, Тома, он научится, привыкнет, поверит! Вы только будьте терпимей к нему, ласковей.
Кай лизнул мою руку.
─ Баба Женя, он вас признал!
А когда я решилась погладить его по голове, он смотрел на меня недетскими глазами. Такой взгляд бывает только у старых, много повидавших на своём веку, собак. Если знакомые найдут правильный метод общения и Кай поверит людям снова, он научится улыбаться. Но за его улыбку надо постараться. Её надо заслужить.
─ Баба Женя, мы вольер убрали, Кай как его увидел, начал кричать и плакать. Вот огород загородили, чтоб мама не ругалась, а во дворе пусть бегает свободно. Вы к нам заходите, он вас полюбил!
Ну, до «полюбил» ещё десять вёрст и все лесом. Главное, чтоб он поверил в любовь своих хозяев. А заходить я буду. Теперь ─ буду! Люди, понявшие свои ошибки и пытающиеся их исправить, достойны уважения.
Вот так можно ошибаться в людях. Я ведь за Калу (сами виноваты, что случилось такое) на них сильно обиделась. Оказывается, зря!
* * *
Прошло почти полгода. Я снова приехала к маме в Алма-Ату.
