Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
А теперь война докатилась и до Кронштадта…
Дрозд остановился и посмотрел вперед: темнота темнотой, а там, на далеком горизонте, и ночью проглядывает четкая линия между водой и небом. Вспомнилась карта, только что виденная в кабинете командующего флотом. Немцы вышли к Неве у Ивановских Порогов. Подумать только — это же рукой подать до завода «Большевик»! Чтобы закрыть брешь, срочно создается бронированный армейский кулак и новое флотское соединение, именуемое «Отряд кораблей реки Нева». Дрозд обрадовался, узнав, что командовать этим отрядом будет его друг по Испании Сергей Дмитриевич Солоухин.
Поднявшись по трапу на борт крейсера «Киров», рядом с дежурным командиром он увидел Солоухина. Худой, с заострившимися скулами и запавшими глазами, он походил на больного. Остались неизменными лишь голос и знакомая улыбка.
— Легок на помине! — обрадовался Дрозд, протягивая руку.
— Повидаться забежал, а тебя нет. Сегодня отбываю в Ленинград. Вероятно, всерьез и надолго, — сказал Солоухин.
— Знаю. Все знаю…
Они вошли в каюту. Сняли шинели. Дрозд наглухо задраил иллюминатор, включил настольную лампу. Сели на диван. Закурили. Дрозд, прислушиваясь к монотонному звуку метронома в рупоре, висевшем над головой, спросил:
— Что тебе дают?
— Целый флот, — опять улыбнулся Солоухин и начал перечислять: — Эсминцы, канонерские лодки, сторожевые корабли, тральщики. И даже катера. Завтра расставлю их по Неве от Смольного до самой Усть-Ижоры.
— Почти до линии фронта?
— Выходит, так.
— Учти, дружище, — говорил Дрозд. — У наших моряков удали сколько угодно, а сухопутной тактике они не обучены. Я бы посоветовал тебе обратить на это внимание. На войне всякое может случиться. Если немцы прорвут фронт — придется и нашему брату взяться за винтовки, гранаты. Тогда и учеба впрок пойдет.
— Да, ты прав. Я это имел в виду… — Солоухин тяжело вздохнул. — Трудно, Валентин Петрович, никак не могу примириться с мыслью, что немцы подкатились к самому Ленинграду. В голове такое не укладывается.
— Понимаю. Сам точно во сне. Проснуться бы, тряхнуть головой и сказать самому себе: чертово наваждение. Ничего не попишешь, надо крепиться, Серго. Выдержим, шуганем их отсюда, придем в Германию и заставим пережить то же самое. А пока выдержка, выдержка и еще раз выдержка…
Вскоре они расстались.
…В то сентябрьское утро у всех на сердце было неспокойно. Два дня продолжались налеты немецкой авиации на Кронштадт. Эскадрильи пикирующих бомбардировщиков летели на город со всех сторон. И главным образом — на корабли. Казалось, вот-вот от бомбовых ударов море закипит.
— Они за свои потопленные корабли хотят с нами рассчитаться, — сказал командир зенитчиков Александровский.
Это услышал вице-адмирал Дрозд.
— Не только за корабли. Для них вообще Кронштадт — бельмо на глазу. Вы, наверное, слышали, Гитлер расхвастался на весь мир, будто Ленинград, как спелый плод, падет к его ногам. Осень пришла, а плод не падает… Он понимает, что если бы не корабли, форты, береговые батареи, если бы не мы с вами — фашисты могли с ходу захватить Ленинград. Вот почему они и бесятся.
— Пусть бесятся, товарищ адмирал, да руки у них коротки, — откликнулся старшина зенитчиков Даниил Павлов.
Дрозд бросил на него добрый взгляд:
— И я так думаю.
Очень скоро послышался протяжный вой сирен, и где-то вдали на фортах глухо ударили зенитки. Воздушная тревога.
С угрожающим гулом со всех сторон неслись стаи самолетов. Несколько наших ястребков устремились к ним и попытались связать боем. Где уж тут… Они рассеялись, потерялись среди десятков немецких бомбардировщиков и истребителей, тучей летевших на Кронштадт. Ясное сентябрьское небо потемнело: его закрыли птицы с черной свастикой…
— Самолеты со всех сторон! Держись, ребята! — последнее, что успел произнести командир зенитной батареи Александровский со своего наблюдательного поста. Тут же рявкнули пушки, застрочили пулеметы. И все слилось в один невообразимый грохот, сквозь который различались только гулкие взрывы бомб…
Перед самолетами вспыхивали черные клубки. Один, другой. А третий — третий угодил в мотор и бензобаки. Бомбардировщик вспыхнул и, как метеор, пронесся над кораблями. Он мчался на полной скорости дальше, к маленькому островку. И не дотянул — врезался в воду.
— Ура старшине Павлову!
Все смотрели на спардек. Там у орудия стоял рослый, кряжистый старшина, еще не веривший в свою победу. Впрочем, было не до радости. Снова приближались самолеты, и опять грохотали зенитки.
Один вражеский самолет оторвался от группы, отвлекавшей пока на себя зенитный огонь, и камнем бросился вниз.
Многим казалось — теперь всё! Теперь никуда не денешься. Вот тут придется принять смерть. Головы невольно втягивались в плечи… А пулеметчик Вирченко будто только и ждал этого момента. Припал грудью к пулеметному ложу, нажал спусковой крючок, и металлическое сердце забилось… В небо протянулись огненные трассы — белые, красные, зеленые… Они подбирались все ближе и ближе… И наконец хищная птица вспыхнула и прочертила в небе шлейф густого дыма. Но бомбы были все же сброшены, и корабль вздрогнул… С правого борта сверкнуло пламя.
Вице-адмирал Дрозд, стоявший на мостике, схватился за голову, лицо перекосилось от боли. Кто-то бросился к нему: «Товарищ адмирал, вам плохо?!» Он прикрыл рану носовым платком, облокотился о переборку и, довольно быстро овладев собой, произнес: «Смотрите, там пожар! Принимайте меры!» И потом в нетерпении смотрел вниз, пока не появилась аварийная партия и не началась борьба с огнем.
Лицо вице-адмирала стало совсем бледным, губы посинели, его взяли под руки и отвели в каюту.
Самолеты улетели. Смолкли зенитки. На палубе больше не бушевало пламя, только струился дым и пар. Все стихло. И тогда на мостике разразился спор.
— Я очень ясно ощутил два удара, — доказывал командир корабля капитан второго ранга Сухоруков. — Две бомбы попали в корабль. Одна в правый борт, а куда вторая — не знаю.
— Да нет, вы ошибаетесь, товарищ капитан второго ранга, — убеждал помощник. — Одна бомба, а не две…
— Нет уж, извините.
Уверенный тон командира заставил скептиков усомниться: а может, и впрямь в корабль попали две бомбы? Тем более Сухоруков упорно настаивал на своем и даже приказал всем спуститься вниз на розыски второй бомбы.
И вот вскоре на мостик явился несколько сконфуженный помощник с двумя матросами — Гончаровым и Пузыниным.
— Так где же вторая бомба? — спросил Сухоруков.
Оказалось, что вторая бомба не разорвалась, дошла до броневой палубы, рикошетировала
