Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
С такой же непринужденностью мясники прогуливались с ячьими окороками или овечьими тушами, навьюченными на спину и выставленными на продажу на замерзшей земле рядом с круглыми буханками сливочного масла. Среди молящихся, покупателей, торговцев и святых людей, а также бродячих пастухов, жители священного Шигадзе медленно и безмятежно проживали свой день, равный предыдущему и грядущему, в ожидании перехода в новую жизнь, за пределы этой долины не слез, но первозданного блаженства.
Мое присутствие в этой древней мизансцене, конечно же, было кощунственным, оскорбительным, и, честно говоря, я остро ощущал всю нелепость неверующего перед святым откровением жизни. Жизни, лишенной всяческой символической атрибутики, не приукрашенной мечтами и надеждами, извечно погруженной в молитву как в искупление нечистого бытия перед лицом тайны, возвышающейся над человеческой низменностью. И чем глубже я погружался в среду этих бедных, мечтательных людей, счастливых общим и в то же время вселенским блаженством, тем сильнее меня инстинктивно тянуло к плотскому соприкосновению с этим миром живых духов, облаченных в грязь, пребывающих в высшей нищете, дарующей лишь надежду и неведение желаний.
Атмосфера напоминала декорации, в которых человек погружается в сон после мучений. Тишина пронизывала эти бескрайние просторы, где небо пребывало в вопиющем несоответствии с сутью земли, с ее убожеством.
В этой залитой зимним солнцем долине была сокрыта суть скромной жизни. Скудные пожитки пастухов составляли все их достояние и были бесценны: нож из чеканного серебра с инкрустированными камнями, шкатулка с кремнем, пояс с пряжкой, неразлучная молитвенная мельница из сверкающей латуни и, под овчиной, укрывающей их тела, священный гау – маленький реликварий из меди и серебра с мощами Будды. Между одеждой и кожей лежал лишь этот священный амулет, знак молитвы, обернутый полосками ткани с написанными на них отрывками сутр. Никакого иного достояния, кроме этого амулета, соединяющего Землю с Небом, – молитвы, произнесенной с погребальной преданностью в ожидании высшего часа, единственной надежды.
За поворотом «китайский» Шигадзе поражал взор своим кощунственным обликом, шумными тавернами, пропитанными запахом шнапса, лавками, забитыми никчемными безделушками для этого мира желаний паломников. Подавляющая китаизация этого места была чужеродной, как временная остановка передвижного рынка, стремящегося к другим горизонтам.
Синьцзян
Последний рубеж
Я отправляюсь на дальний запад Китая, всего на пару-тройку солнечных часов ближе к дому, чем Пекин, но в то же время невообразимо далеко – к самым границам Синьцзяна, Нового рубежа. Моя миссия – проверить и убедиться в реальности того, что китайское правительство и коммунистическая партия называют «чудом», не вдаваясь в подробные объяснения, как это часто бывает с догмами.
Синьцзян, в прошлом известный как Китайский Туркестан, лежит в самом сердце азиатского континента и является крупнейшим по площади регионом Поднебесной: его территория составляет 1,6 млн квадратных километров, одну шестую часть страны. Он окружен тремя величественными горными хребтами – Алтаем[239], Тянь-Шанем и Куньлунем[240], а его ландшафт определяют два огромных пустынных бассейна: Джунгарская равнина и Таримская впадина, в центре которой расположена Такла-Макан – одна из самых устрашающих пустынь на планете. По сути, если смотреть на Синьцзян в целом, почти весь он является не более чем продолжением пустыни Гоби, апокалиптически простирающейся в соседней Монголии.
Во времена династий Хань, начиная с III века до н. э., и позже, при правлении династии Тан вплоть до X века н. э., Синьцзян входил в состав Китайской империи под названием Западный край. Это была ценная земля, связывавшая Дальний Восток со Средиземноморьем по легендарному Шелковому пути, две конечные точки которого находились на Апеннинском полуострове – сначала в Риме, а затем в Венеции.
Уже тогда Синьцзян служил естественной границей с землями за Памиром, считавшимися полуварварскими, и был открытой территорией для набегов свирепых хунну – кочевников-хищников, периодически вторгавшихся в пределы Китайской империи, что и послужило причиной возведения Великой Китайской стены.
Подобно Римской империи, современнице династий Хань, Китайская империя укрепляла нестабильные границы своих западных областей, колонизируя обширные, пустынные и негостеприимные районы. Благодаря упорному труду крестьян-солдат эти земли превращались в цветущие оазисы и плодородные сельские районы, обеспечивая средства к существованию для войск, охранявших границы.
В отличие от Рима, который, за исключением Африки, мог рассчитывать на легко возделываемые, плодородные почвы всех завоеванных Европой регионов, в худшем случае требовавшие лишь вырубки лесов, пограничные войска ханьской династии столкнулись не только с бедностью пустынных земель, но и с суровым климатом, где зимы бывают крайне морозными. Однако, несмотря на тяжелые испытания, китайская цивилизация сумела наложить на эти негостеприимные земли отпечаток своей воли, который сохранялся на протяжении веков.
После долгого отказа от древних крестьянско-военных добродетелей, упадка последней династии Цин и полувека войн и революций, сотрясавших Китай в первой половине XX века, именно Мао Цзэдун в 1949 году возобновил грандиозный двойной проект защиты западных границ.
Он не только охранял их с помощью оружия, но и превращал в плодородные поля, гарантирующие стабильную жизнь крестьянам-солдатам, служившим пограничными оплотами.
Мао обладал уникальной способностью вдохновлять, особенно молодежь, и был непревзойденным стратегом. Он умело превращал указания в «добровольные» решения. Выдвинув высокопатриотичную идею защиты западных границ от возможного советского вмешательства, он отправил тысячи молодых солдат в Синьцзян. Когда стало ясно, что военная сила не требуется, он призвал их объединиться в рабочие бригады для создания сельскохозяйственных полей и деревень, а затем фабрик и городов, к которым присоединились их возлюбленные из далеких китайских провинций и тысячи молодых женщин в поисках супругов.
Таким образом была создана полувоенная организация «Синьцзянский производственно-строительный корпус» (XPCC, Xinjiang Production and Construction Corps), который со временем превратился в своего рода гражданское ополчение с периодической военной подготовкой. Основной его деятельностью стали сельское хозяйство и промышленность. Организация была разделена на 14 дивизий, функционирующих по казарменным порядкам и правилам.
В преддверии 60-летней годовщины основания корпуса я намерен исследовать, что же осталось от той великой эпохи, и осмыслить один весьма показательный аспект: границы влияния пропаганды на социальную, экономическую, экологическую и, в итоге, политическую этику проекта, который сегодня восхваляется как «чудо». Это всекитайский бренд, демонстрирующий, как сочетание идеологии и пропаганды привело к социальному и экономическому результату, который мы обязаны признать успехом.
Моя цель – понять и собрать всю необходимую информацию для того, чтобы рассказать историю, которая, несмотря на все идеологические препятствия на ее пути,
