Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
Но, даже если бы он вдруг освободился каким-то чудом, в какую сторону ему надлежало отправиться, Новицкий так не уяснил себе толком. От места, где его взяли в плен, Джабраил вел свою шайку почти вовсе без троп; несколько раз они переваливали отроги, поворачивали, спускались, снова меняли направление, поднимались, двигались параллельно хребту, Андийскому, как понял Сергей, чьи склоны, седловины, вершины, одетые вечным снегом, сияли вдали, без усилия отражая лучи жаркого солнца. Шли они на юго-восток, это Новицкий понял, и в обратный путь он тоже пошел бы на северо-запад, ловя солнце уголком глаза. Но как одному пройти пешему несколько десятков верст, не замерзнуть, не околеть с голоду, не попасть дикому зверю в когти или в руки человеку, который мог оказаться еще страшнее волка или медведя, этого он пока что не знал. А потому положил себе не травить понапрасну душу, не ослаблять воли напрасными вожделениями, а спокойно, раз уж так повернулась его судьба, пережидать голодное время. Тем более, что Джабраил склонен был видеть в нем больше гостя, чем пленника. Гостя непоседливого, гостя, который слегка тяготится оказанной ему честью, но все-таки гостя.
Сначала один из нукеров Джабраила, Зелимхан, приказал Новицкому участвовать в работах по дому. Сергей должен был вместе с женщинами собирать на дворе, на улице навоз и лепешками приклеивать к стене, к забору. Потом высохшим кизяком топили очаг. Затея заключалась в том, чтобы унизить русского, показать, что он, мужчина по виду, согласен заниматься грязным, презренным делом. Новицкий, разумеется, отказался. Зелимхан, огромный, свирепый человек, израненный во многих стычках, недобро ухмыльнулся и показал жестами, что он сейчас погонит русского, как осла, палкой. Сергей покачал головой и приготовился защищаться. Они стояли у самой тюрьмы Новицкого. Вокруг мигом собралась толпа односельчан Джабраила. Все подбадривали Зелимхана, а кто-то, показалось Новицкому, уколол его шуткой. Пустая правая глазница горца, которую он не скрывал под повязкой, побагровела, словно бы вдруг засветился глаз Полифема. На удачу Новицкого, мимо проезжал Джабраил. Он мигом спешился, вошел в круг, остановил Зелимхана и приказал позвать раба-переводчика.
– Почему не слушаешь? – строго спросил он Новицкого. – Слова Зелимхана – мои слова. Скажет – работай, иди работай. Скажет ешь – ешь. Откажешься – он заставит.
Новицкий стоял один, скованный, в кольце людей, совершенно ему враждебных. Так страшно ему не было ни в одном сражении. Но он заставил себя держать голову, гордо смотреть в глаза Джабраилу и улыбаться.
– Меня можно убить, Джабраил-бек, – сказал он, невольно подчиняясь интонации чужой речи. – Но нельзя заставить совершить низкий поступок. Я дворянин, так же, как ты. Может быть, как он.
Новицкий показал рукой в сторону Зелимхана. Тот, не понимая слова, решил, что ему угрожают, зарычал и поднял палку.
– Если бы судьба рассудила иначе и ты попался бы ко мне в руки, я никогда не послал бы тебя чистить конюшню.
Пока ногаец переводил, Джабраил пристально смотрел в глаза Новицкому. И что-то теплое, показалось Сергею, согрело колючий взгляд его глубоко посаженных глаз.
– Хорошо, – сказал он, будто опустив лезвие шашки или кинжала. – Пусть будет так. Ты дворянин, я дворянин, мы равны. Тебя не будут посылать на работы.
Одну работу Новицкому все-таки пришлось выполнять – собирать хворост в лесу. Но это занятие, хотя тоже женское, он все-таки взвалил на себя сам, потому что не мог терпеть едкий кизячный дым. Да и после ночи, проведенной в сыром и холодном доме, почти без движения, потому что цепь к ошейнику была чересчур коротка, ему необходимо было размяться. Он поговорил с Джабраилом, и тот разрешил отлучаться на три – четыре часа, но только с охраной. Зелимхан отрядил с Новицким молодого джигита, совсем еще мальчика. Шавкат, так звали юношу, гордился своим поручением, но опасался русского и поначалу постоянно держал руку на рукояти пистолета.
Сергей старался не делать резких движений и не пугать сторожа. Напротив, он старался быть дружелюбным и постоянно разговаривал с горцем. Узнавал названия разных предметов и прислушивался к строю чужой речи.
Дело же с выкупом продвигалось, как и предполагал Новицкий, очень медленно и все время выворачивало не в ту сторону, что угодна была Джабраилу. Сергей знал, что денег за него никто платить не будет. Но и впрямую отказать посланникам бека тоже ни один человек не решится. В штабе опасались, что после такого поворота участь пленника может перемениться разве что к худшему. Пока же в Грозной вели осторожные переговоры, посылали людей в Андреевский, надеясь сбить цену до разумной. Новицкий знал только исходную сумму, которая сразу показалась ему несерьезной. Но и Джабраил, как понял Сергей, ни секунды не мог рассчитывать, что Ярмул-паша отгрузит ему столько арб серебра за какого-то странного человечка, гуляющего по лесам и горам ради одного своего удовольствия. Белад по привычке запросил совершенно несуразную цену, с которой всегда начинаются дела о выкупе. Далее сумма будет понижаться, понижаться, пока не опустится до реальной, где-нибудь тысяч десять рублей серебром. Но и те, он был уверен, никто не соберется платить. Такие люди, как он, нужны государству, только пока они действуют и приносят ощутимую пользу. В трудном положении они обязаны заботится о себе сами.
Что переговоры идут, он выяснил где-то в середине зимы, когда Джабраил сунул ему сложенный вчетверо лист бумаги, привезенный очередным его посланником.
– Мужайтесь, Сергей Александрович! – выведено было ровным, каллиграфическим почерком. – Бог даст, принудим вашего бека к разумной сделке. Пока что он мало уступчив, но ведь мы торговаться, вы знаете, не стесняемся. Держитесь уверенней, дорогой мой. А уж мы за вас порадеем…
Писано было по-французски и подписано графом Бранским.
Прочитав послание, Сергей уверился, что вся история с его похищением была продумана именно его коллегой по тайной службе. Граф всерьез принял его угрозу сообщить Георгиадису о неблаговидных поступках его сиятельства и решил запрятать неудобного свидетеля как можно дальше. Проводники, которых он предложил для Новицкого через старика – коменданта Грозной, конечно же, заранее обговорили
