Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл
— Да, — хором ответили мы, гадая, как он превратит это в преимущество.
— Что ж, я собираюсь баллотироваться в «гнилом местечке» на антикоррупционной платформе и не предлагать избирателям ровным счетом ничего.
— Тогда вы почти не получите голосов, — сказал я, недоумевая, почему он думает, что это сработает.
— Ах, но после выборов я обойду тех немногих избирателей, которые все же проголосовали за меня, и дам им вдвое больше, чем они получили бы, проголосовав за победителя. Затем я откинусь на спинку кресла и буду ждать следующих выборов.
— Прости, я все еще не понимаю, — сказал Арчи.
— На следующих выборах избиратели вспомнят, что я заплатил своим избирателям вдвое больше. Им придется взвесить определенную сумму от тех, кто предлагает наличные, с потенциальной двойной суммой от меня. А поскольку они жадные, я полагаю, что получу достаточно голосов, чтобы быть избранным.
Что ж, в то время я в этом сомневался, но именно так он и поступил несколько лет спустя. Он превратил избирателей Хонитона, одного из самых печально известных «гнилых местечек», в посмешище, когда они избрали его на вторых выборах. Конечно, его политическая карьера была катастрофой, так как он наживал врагов быстрее, чем чистая собака собирает блох, и в итоге его подставили в деле о мошенничестве на фондовой бирже и опозорили, но это уже другая история.
Я избавлю вас от подробностей того похода, так как он следовал той же схеме, что и многие предыдущие. Мы перехватили британский корабль, направлявшийся в Порт-Маон, и через него отправили очень краткий отчет о нашей миссии в Алжир, не упоминая о письме, идущем адмиралу. Затем мы плыли вдоль испанского побережья, подходя ночью близко к берегу и пытаясь перехватить призы на рассвете. Мы встретились с другим военно-морским бригом, «Кенгуру», под командованием капитана по имени Пуллинг, который показался порядочным парнем, и вскоре между нами образовалась приличная армада призов. Мы не хотели, чтобы люди охраняли пленных, поэтому захваченным командам разрешалось грести к берегу на шлюпках, и в одну из этих шлюпок мы посадили Оклера, который продолжал выражать благодарность за свое спасение. В конце концов, когда у нас стали заканчиваться боеприпасы и припасы, а наша команда была разбросана по различным призам, мы больше не могли медлить и повернули обратно в Порт-Маон.
В гавани было несколько военных кораблей, но флагмана адмирала не было видно. «Спиди», «Кенгуру» и их флотилия призов бросили якорь на рейде. Когда якоря с плеском ушли в воду, с судов были спущены шлюпки, чтобы доставить членов команды на берег. Мы с Кокрейном были среди первых, кто высадился, и прошли небольшое расстояние до штаба флота. Мы вошли в кабинет Мэнсфилда, намеренно не постучав, и обнаружили, что его там нет. Вместо него за столом сидел робкого вида человек, который нервно посмотрел на нас.
— Кто вы? — грубо спросил Кокрейн.
— Если вашей светлости будет угодно, — человек нервно теребил свой чуб, — я Бентон, новый клерк адмирала.
— Что случилось с Мэнсфилдом? — спросил я, надеясь, что он не избежал заслуженного возмездия.
— Адмирал получил письмо, сэр, от какого-то иностранного джентльмена, сэр. Он был очень расстроен этим, сэр, и послал меня на борт фрегата здесь, сэр. Фрегату было приказано взять мистера Мэнсфилда и доставить его к адмиралу, сэр. — Человек сделал паузу, а затем прошептал скандализованным тоном: — Им было велено доставить его в кандалах, сэр.
— Превосходно, — радостно сказал я.
Кокрейн сурово спросил:
— Я надеюсь, у вас есть приказ продавать любые другие призы, которые мы приведем, по надлежащей цене, а не раздавать их иностранным владыкам?
— О да, сэр, адмирал строжайше велел все решения о продаже призов согласовывать с ним. Он и капитану Мэнли Диксону написал о том же, сэр.
Мы забрали почту и ушли, весьма довольные. Что бы там ни твердила церковь о благочестии и о том, что надобно подставлять другую щеку, мало что на свете доставляет большее удовлетворение, чем видеть, как тот, кто перешел тебе дорогу, получает по заслугам сполна. Особенно, когда этот кто-то — мелкий писарь-выскочка, который из кожи вон лез, чтобы тебе отрубили голову или бросили в какую-нибудь вонючую чужеземную дыру. У меня было лишь одно письмо, и я, узнав почерк отца, сунул его в карман, чтобы прочесть позже, так как увидел, что у Кокрейна письмо куда более внушительное, с печатью Адмиралтейства в Лондоне. Я избавлю вас от потока проклятий, который изверг мой друг, читая его.
— Мне отказали в повышении после того, как я захватил «Гамо». Можешь угадать, почему, Флэшмен?
— Вы передали портвейн не в ту сторону на праздничном ужине или подали не тот сыр?
К тому времени я уже был готов к любому безумию со стороны флота, но истинная причина все же стала для меня сюрпризом.
— Нет. Мне отказали, так как число убитых среди моих людей в том бою было недостаточным для удовлетворения прошения. Лорд Сент-Винсент отказал в повышении и Паркеру. И это от человека, который заслужил свое графство в сражении, где весь риск и все потери понес Нельсон, а на флагмане самого Сент-Винсента был убит всего один человек. Черт побери, я напишу ему ответ, напомню об этом факте и заверю, что в следующий раз постараюсь убить побольше своих людей.
— Вы не можете этого сделать, вы больше никогда не добьетесь от него расположения.
— Пф, какая разница, если они и так пытаются меня убить. Может, я доведу этого старого ублюдка до апоплексического удара, он сдохнет, а на его место придет кто-нибудь поумнее.
Ирония заключалась в том, что и Сент-Винсент, и Кокрейн были схожи по характеру. Оба были настоящими моряками, оба хотели бороться с коррупцией на флоте, и оба были упрямы, как мулы в менопаузе. Таким образом, не поладив с самого начала, они уже никогда не могли признать друг в друге никаких достоинств. Сент-Винсент поступил на флот в пятнадцать лет простым матросом, хотя у его семьи были деньги, чтобы помочь ему в начале карьеры, и закончил он адмиралом флота. Он был суровым поборником дисциплины, но провел некоторые реформы, прежде чем его свергли те же самые люди с корыстными интересами, которые позже с позором положат конец политической карьере Кокрейна.
В тот вечер мы утешались вином и
