Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
Группа конных выскочила из леса и порысила по дороге. Ружья они держали поперек седел. Валериан был доволен, что милиционеры не видят передовых бандитов: кому-то не хватило бы выдержки, а случайный крик, выстрел, движение могли испортить все дело. Слишком неравны были силы, и количеству разбойников он мог противопоставить только неожиданность и дисциплину. Всадники проехали полверсты, остановились. Один встал на седло ногами, огляделся, поднял ружье, махнул в обе стороны и опустил. Видимо, та сила, которой следовало опасаться бандитам, должна быть заметна на плоскости. Те же, кто мог спрятаться в ближайших оврагах, думали скорее о спасении, чем о бое.
Через несколько минут из леса вывалила вся банда. Длинная колонна, походившая издали на гигантского змея, что заглотил пойманную добычу и переваривает ее, пока уползает в убежище. Шли в беспорядке. Пешие держались вперемешку с конными, повозки тянулись от первых рядов к последним. Некоторые несли ружья, словно дубинки, положив на плечи прикладами вверх. Наверное, многие здесь умели сражаться, но драться им приходилось прежде всего каждому за себя, а собравшись вместе, они выглядели неумелой толпой, многочисленной, но страшной лишь непривычному человеку.
Когда из леса выполз арьергард банды, Валериан медленно взвел курок пистолета, который держал под буркой, выждал еще несколько минут, потом навел оружие на колонну, наскоро прицелился и выстрелил. Он и не надеялся попасть на таком расстоянии, но и не хотел, чтобы выстрел пропадал совсем уж напрасно. По оговоренному сигналу есаул Варенцов повел свою полусотню в дерзкую лихую атаку. Казаки выскочили из ложбины, рассыпались цепью и, уставив пики, с гиканьем, визгом, улюлюканьем помчались к разбойникам. Те же, как и рассчитывал Валериан, смешались от неожиданности и тесной толпой подались в сторону, к лесу, рассчитывая укрыться за стволами деревьев и встретить противника. Но только пробежали половину пути, как от опушки по ним хлестнули свинцовыми прутьями дружинники Петроса. Целясь в такую массу, легче было попасть, нежели промахнуться. Страшно кричали люди, животные; лошади вскидывались и падали, увлекая за собой всадников, калеча тех, кто оказался поблизости.
Валериан скользнул по скале вниз и взметнулся в седло. Василий, державший ему коня, отпустил повод и тут же запрыгал по земле, вставляя ногу в стремя. Милиционеры уже стояли верхами и, обнажив оружие, ждали только сигнала.
– Вперед! – заревел Мадатов, вращая над головой шашку. – Вперед, храбрые мои молодцы! Не давать им пощады!
Он выскочил из-за укрытия и, не оборачиваясь, не высматривая, следуют ли за ним, поскакал в сторону схватки. Банда, сокрушенная страхом, уже превратилась в скопище отчаявшихся людей, которых кололи пиками, крошили шашками донцы и подоспевшие люди Петроса. Только главарь сумел все-таки собрать вокруг себя человек пятьдесят, но и они думали лишь о спасении. Валериан повел чапаров по широкой дуге, стремясь перерезать дорогу, по которой бандиты надеялись уйти назад. Если бы разбойникам хватило воли и силы повернуться и встретить милиционеров, они могли бы еще надеяться на успех. Но эти люди думали только лишь о спасении. Мадатов догнал бандита, скакавшего с краю, тот оглянулся и съежился в ужасе, пригнулся к гриве коня, забыв про оружие. Валериан приподнялся в стременах и опустился с ударом. Человек умер молча, лошадь тонко заржала, задетая острым клинком, и бросилась в сторону, волоча сползающий с седла обрубок тела. Другой бандит попробовал отмахнуться, но тут же завопил от боли, сжимая левой рукой предплечье правой, обрубленное почти что по локоть. А тут уже подоспели милиционеры и принялись полосовать клинками жаркий воздух, ослепших от страха людей, животных, виноватых только в том, что несли на себе грабителей и убийц.
Валериан выехал из схватки и огляделся. Кое-где разбойники еще пытались сопротивляться, но все равно бой превратился уже в избиение. Мадатов опустил оружие, давая стечь крови с лезвия, поехал шагом. Василий догнал генерала и поехал, держась, как всегда, чуть позади и слева…
На всем пространстве, где полчаса назад рубили и кололи друг друга остервеневшие люди, разбросаны были человеческие тела и лошадиные трупы. Милиционеры, дружинники, казаки бродили, спешившись, обшаривали чужих мертвых, приканчивали чужих раненых, относили в сторону и перевязывали своих. Освобожденные пленные – мальчишки и девушки – сидели рядом с повозками, кажется, еще не веря в свое спасение. В стороне стояло несколько десятков разбойников, кому удалось каким-то чудом уцелеть в страшной резне. По сигналу Мадатова люди Петроса выстроили их шеренгой, и Валериан медленно поехал вдоль строя, вглядываясь в опустошенные лица, пытаясь угадать, как и почему человек бросил свое занятие и начал питаться чужими бедами и страданиями.
– Ты кто? – спросил он, остановившись напротив мрачного молодца с перебитым в давнишней драке носом; следующие схватки оставили на лице шрамы, отняли половину уха и два пальца левой руки; сегодня его ранили в бедро, но, наверное, только пробили мясо, потому что человек мог стоять без поддержки соседей.
– Человек, – коротко ответил разбойник, бесстрашно взглянув в лицо генералу.
– Как зовут?
– Забыл, – ответил бандит, усмехнувшись. – Давно было, не помню.
Стоявший рядом дружинник хлестнул пленного плетью наотмашь. Удар был силен, раненый пошатнулся, свалился на камни, но тут же опомнился и сел.
– Так память лучше не станет.
– Тебе знать лучше, – бросил ему сверху Валериан и двинулся дальше.
Следующий в шеренге поймал взгляд князя и скривил лицо в гримасе, пытаясь показать, что презирает своих противников. Мадатов даже не стал останавливаться.
Все они походили один на другого. Грубые и сильные люди, которым легче казалось отнять, чем попросить. Они никому не давали пощады, они теперь не ждали ее и сами. Угрюмо смотрели под ноги, поводили плечами, морщились, превозмогая боль в стянутых за спиною локтях. Только последний в шеренге совсем молодой, почти мальчик, встряхнул шапкой непослушных черных волос, глядел на Мадат-пашу широко распахнутыми глазами, молящими о снисхождении.
– Этот, кажется, армянин, – тихо сказал Петрос, появляясь у стремени.
– Мне все равно, – ответил Валериан, не поворачивая головы. – У бандитов нет своего народа.
– Молод еще, даже выстрелить не сумел. Я взял его с заряженною винтовкой.
Валериан поднял руку, и управляющий смолк.
Мадатов разглядывал юношу и вдруг увидел в нем себя самого, такого, каким был почти четверть века назад, каким мог стать, если бы дядя Джимшид не оставил его в снежном Санкт-Петербурге. Пророчил же ему мелик
