Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
И тут вдруг Новицкий вспомнил, где видел этого старика. В Парас-ауле, вечером, накануне того дня, когда к ним пробился отряд генерала Мадатова. Это он возвращался с десятком старейшин после ужина у Ермолова, это он едва не прожег ненавидящим взглядом дыру в самом сердце посторонившегося русского. И если его память осталась такой же надежной, как руки, ноги, глаза, то он мог и признать в приблудившемся абадзехе человека Ярмул-паши.
Атарщикову Сергей говорить не стал, казак и так ни на секунду не расслаблялся. Также и Мухетдин с братьями, сидевшие ровно напротив, постоянно обегали пространство взглядами. Бетал держал правую часть, Темир левую, Мухетдин же смотрел прямо на Атарщикова и улыбался, но Сергей был уверен, что он видит всех и замечает любое движение.
Новицкий же следил за другой группой гостей аула. Их было трое. Один проводник и двое приезжих. Первый – высокий, мясистый, говорил громко, но Сергей мог разобрать едва ли каждое десятое слово. Второй, ниже спутника на голову, сухощавый с резкими чертами лица, точно прорезанными инструментом неведомого мастера: щепка носа, щель рта, глубокие, точно просверленные глазницы.
– Высокий – балкарец, – шепнул Атарщиков. – Имени не знаю, но слышал о нем. Богат, знатен, но хочет мстить сильному роду и набирает помощников. Обещает хорошо заплатить, когда захватят селение. Второго никогда доселе не видел. Не из твоих ли он мест, Измаил?
Вопрос казак задал нарочито громко, заметив, что к их беседе прислушиваются. Новицкий глухо пробормотал два слова и нагнулся, словно бы потянувшись к блюду. Он кожей ощущал горячий, обжигающий взгляд старика и все опасался, что и тот вдруг признает знакомого.
Где-то уже под полночь Новицкий решил снова выйти во двор. Много было выпито за вечер не хмельного, но возбуждающего. Наклонившись завязать поршни, Сергей вдруг увидел, что тощий незнакомец встал и тоже направился к выходу. Он выскочил поскорее, забежал за дувал, оправился и, подтягивая на ходу штаны, быстро пошел обратно. Тощий стоял во дворе и, запрокинув голову, рассматривал черное небо, усеянное блестками звезд. Он так любовался одним из чудес мироздания, точно увидел его впервые. Когда же Новицкий проходил мимо, незнакомец вдруг повернулся в его сторону и тихо спросил:
– Do you speak English? [49]
Сергей остановился, ошеломленный и мотнул головой прежде, чем сообразил, что ему следовало бы сделать.
– Parlez-vous français? [50] – прозвучал тот же вопрос уже по-французски.
Дальше притворяться было бессмысленно, и Новицкий кивнул.
– Не бойтесь меня, – шепнул псевдо-балкарец. – Я вас не выдам.
– Кто вы?
– Я играю на другой стороне, – прозвучал странный ответ. – Но собрата-европейца не отдам на расправу. Хотел бы поговорить, но сейчас это опасно. Думают, что вас послали враги Джамала, моего спутника. Пока вас не тронут. Будут ждать утра, когда появится некий Абдул-бек, который и решит все. Действуйте!
Он громко чихнул, рассмеялся и пошел со двора, будто бы торопясь занять место, оставленное Сергеем.
Новицкий вернулся в кунацкую. Бетал и Темир вроде бы и не заметили, как он вышел, как он пришел, но Мухетдин, все так же весело улыбаясь соседям, на секунду впился в Сергея глазами, и тот быстро прикрыл веки на долю секунды. Опустился рядом с Атарщиковым и коротко передал ему неожиданный разговор.
– Кто он? – спросил казак.
Новицкий и сам не знал: скорей всего, англичанин, но по-французски говорил без акцента. На немца не походил. Итальянец? Но язык, которым они объяснялись сейчас с Семеном, все равно не позволял разделять европейские нации.
– Ференги, – ответил он, употребляя имя, общее для всех, кто приходил в горы с севера, северо-запада.
– Будем дожидаться утра, – решил, не раздумывая, казак. – Уйдем, когда потускнеют звезды. Сейчас слишком опасно.
Мухетдин разбудил Новицкого и Атарщикова перед самым рассветом. Оба они спали одетыми и поднялись сразу, как только ладони горца мягко легли им на плечи. В мечети было темно, и снаружи тоже ночь сделалась темной. Луна опустилась, звезды потухали даже не по одной, а сразу горстями, и тени на утоптанной земле съежились словно от холода. У выхода Сергей обернулся, и ему показалось, что неизвестный провожает его глазами. Впрочем, даже если он и проснулся, то не показал это ни единым движением, зная, как легко в темноте перепутать значение жеста.
Они забрали оружие, тихо, прямо во дворе сели на лошадей, которых уже успел оседлать Темир, и молча поехали один за другим, держа наготове кинжалы и пистолеты. Спустились по той же улице, по которой поднимались к мечети, а дальше Мухетдин повел какими-то совершеннейшими заулками, поворачивая то влево, то вправо, сообразуясь даже не с метками, которые он и не мог знать, а с каким-то звериным чувством тропы, дороги. За время путешествия Новицкому не раз приходило в голову мысль, что, завяжи он Мухетдину глаза, тот так же, с той же уверенностью будет прокладывать путь по каменистым, сыпучим склонам, по заснеженным перевалам, клокочущим рекам, сквозь скопище уродливых, убогих лачуг разбойничьего селения.
Не успели они повернуть дважды, как за спинами их кто-то свистнул, коротко, громко, окликая невидимого приятеля. Ему ответил другой, так же резко, а спустя, должно быть, минуту где-то внизу сигнал повторили дважды. Последнее, подумал Сергей, было совершенно лишнее: зачем же выдавать место, где притаилась засада? Но, к его удивлению, Мухетдин повел их точно в том направлении.
– Другого пути здесь нет, – бросил Сергею Атарщиков; он продолжал говорить по-черкесски, надеясь, что, кроме случайно встреченного «ференги», никто так и не узнал русского за бородой и черкеской. – Река глубокая, быстрая. Течение сильное. Начнем переправляться – с берега всех постреляют. Мостов только два. Ну, даст бог, прорвемся. Держись бодрей, Измаил-бей! Горы робких не любят.
Перед мостом их пытались остановить, но Бетал с таким бешенством погнал лошадь на встречных, так закричал, подняв руку, державшую пока только лишь плеть, что охрана тут же отпрянула.
Кони бодро простучали копытами по редким доскам кое-как переброшенного мостика, но на той стороне им снова преградили дорогу. Новая группа была многочисленнее и действовала куда наглее. В темноте Новицкий различал лишь неясный очерк движений, но услышал, как лязгнула сталь о сталь там, где Мухетдин отбросил в сторону своего противника. Вскрикнул Темир, и тут же вспыхнула словно бы короткая молния, когда Семен выстрелил в подкравшихся сзади. Бетал замахнулся уже не плетеным ремнем, а кинжалом, и тут же с
