Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Итальянец упоминает, что впереди каравана, в 4–20 днях пути, ехали сторожевые отряды и «каждый из этих [наездников], когда он отделяется от своего народа, берет с собой небольшой мешок из шкуры козленка, наполненный мукой из проса, размятой в тесто с небольшим количеством меда», и «пользуются этой мукой, приготовляя из нее, с небольшим количеством воды, род питья»[51]. К этому прибавлялась добытая дичь, а если охота не удалась, то разведчики питались травами и кореньями.
Барбаро, путешествуя с татарами, останавливался в караван-сараях и фондачи, в арендованных домах и юртах. В Йезде он побывал в фондачи, где купцы жили сами и торговали шелком и другими товарами в лавочках площадью примерно шесть футов. Здесь Барбаро обратил особое внимание на бумажные бирки с ценами: в то время в Европе бумага шла в основном на предметы роскоши, например книги.
В стоящем на холме городе Мардине, который славился шелковыми и хлопчатобумажными тканями, Барбаро поселился в странноприимном доме, построенном [Джанджибеком] братом правителя [Узун Хасана]. Здесь «всех, кто приходит, кормят и (если это не персоны, лишенные какой-либо знатности) им стелют под ноги ковры [ценой] более ста дукатов за штуку»[52]. Барбаро восхитила эта расточительность.
Однажды, сидя в одиночестве в гостинице, итальянец столкнулся с местным мудрецом. Этот «аскет, то есть человек обнаженный, стриженый, со шкурой косули впереди, смуглый, лет около тридцати», «извлек из-за пазухи книжечку» и принялся молиться. Потом, приблизившись к Барбаро, он спросил: «Кто ты такой?» Барбаро сказал: «Я чужестранец»[53]. Человек на это заметил: «Я тоже гость в этом мире, как и все мы. Однако я остался и принял решение следовать по этому миру вплоть до моего конца»[54]. Он заявил Барбаро, что тому следует «презирать мирское», и утешал итальянца «добрыми и изящными словами, призывами к доброй жизни»[55]. Барбаро счел эту встречу «очень редкой, а в наших краях – редчайшей»[56]. Подобные загадочные контакты могли случиться в караван-сараях и на остановках на «шелковых путях», где сталкивались разные миры, формируя недолговечные, но очень живые сообщества.
В Малатье Барбаро жил в караван-сарае, выполнявшем также функции таможни (довольно обычное дело). Здесь он «оставался в отдаленном месте»[57], ожидая отправления каравана, и к нему подошел сборщик, потребовавший пять дукатов в уплату таможенной пошлины: он полагал, что Барбаро едет в Иерусалим. Тот попытался объяснить, что в Иерусалим не собирается, и между этим человеком и еще одним, вступившимся за Барбаро, началась драка. После обмена проклятиями и тумаками тот, кто требовал у Барбаро деньги, крикнул [заступившемуся]: «О, сумасшедший, и всегда был сумасшедшим»[58]. Барбаро сел на лошадь и покинул караван-сарай. Он отправился в Бейрут, далее на Кипр, откуда отплыл домой, в Венецию. Это происшествие выглядит несчастливым стечением обстоятельств, когда путаница, обусловленная языковыми и культурными различиями, вдруг нарастает как снежный ком и путешественник страстно желает оказаться где угодно, но только не там, где он сейчас.
Контарини, как и Барбаро, останавливался в обычных местах наподобие караван-сараев. Контарини, путешественник менее терпеливый и менее неприхотливый, чем Барбаро, упоминает очень разные условия, в которых ему приходилось устраиваться на ночлег. Где-то под Житомиром он вовсе не сумел найти жилья, и ему пришлось заночевать (без ужина) в «очень опасном лесу, так как там бродят разные подозрительные люди»[59]. В Грузии ему тоже часто приходилось спать в лесу. В арендованном доме в Астрахани у Контарини конфисковали все драгоценные камни и товары и вынудили его отдать крупную сумму денег. В персидском Куме Контарини, который пытался арендовать домик, пришлось провести две ночи в шатре, страдая от сильного холода. В другой раз Контарини и его товарищи заболели в караван-сарае в Куме лихорадкой и в бреду наговорили «много безумного», чем подвергли себя значительной опасности.
Контарини не раз жаловался на пищу, которую ему приходилось употреблять на «шелковых путях»: в Астрахани ему подали «засоленный бараний хвост»[60], в Дербенте, что на Каспийском море, – ужасную яичницу из утиных яиц с небольшим количеством масла, в нескольких местах – тухлую конину, в Кутаиси – невкусный ужин из хлеба, репы и почти без мяса, а в татарском лагере – отвратительно пахнувшее кобылье молоко. Гости с Запада нередко рисовали монголов (часто называемых татарами, особенно жителей западных областей) ненасытными обжорами. Контарини столкнулся и с принудительным спаиванием (и очень его не одобрил): хозяева жадно поглощали непонятные алкогольные напитки и усердно поили приезжих. Гостеприимство – встреча и забота о незнакомцах – часто может обернуться враждебностью: незнакомца начинают воспринимать как врага.
К концу путешествия Контарини изрядно пообносился («На плечах совершенно драный казакин, подбитый овечьим мехом, а сверху довольно жалкая шуба; на голове у меня была баранья шапка»[61]), и встречавшие его в Дербенте удивлялись, что Контарини вообще в состоянии купить себе мяса. По словам спутников, выглядел он так, «будто вышел из приюта для бедных»[62].
Из рассказов Контарини и Барбаро ясно, что рабство было повсеместно распространено на «шелковых путях» из Венеции в Китай. В черноморском порту Поти (венецианцы и генуэзцы называли его Фассо) Контарини трижды, по разным случаям, гостил в доме черкешенки Марты (она была рабыней одного генуэзца). Марта оказала ему хороший прием, однако Контарини жаловался, что ему выделили «жалкое стеганое одеяло» и он заболел. Марта лечила его маслом и травяными припарками. В Тане Барбаро получил от родича «императора татар» [Эдельмуга] восемь рабов, по национальности русских, и в свою очередь преподнес тому кое-что из привезенного товара. Дальнейшая судьба этих русских неясна. Позднее, в Венеции, покупая на мосту Риальто вино, Барбаро увидел двух захваченных каталонцами татар в цепях. Они пытались бежать [на лодке], но [в море] их «захватил» купец-венецианец. Барбаро пожаловался Signori di Notte, грозной ночной страже, и этих людей освободили. Татары прожили у Барбаро два месяца, и выяснилось, что в Тане у них есть общие знакомые, а один татарин даже утверждал, будто бы Барбаро во время пребывания там случайно спас ему жизнь при пожаре. Они вспоминали похождения, превратности судьбы и свойственные странствиям крайности – плен и волю. В итоге Барбаро отослал их на корабле домой, в Тану.
В то время в регионе было широко распространено рабство. Торговля с Западом его поощряла, а рабство, в свою очередь, способствовало торговле. Барбаро рассказывает, что монах-францисканец по имени Термо (из Таны) потратил деньги, заработанные ловлей птиц, на выкуп из неволи мальчика-черкеса, назвал его Перниче [ит. «куропатка»] и воспитал для монашеской жизни. В Поти некий Бернардино, итальянец, советовал Контарини не возвращаться в Тану, поскольку и его могут обратить в рабство. В Тебризе два раба-славянина, принявшие ислам, тесно подружились со слугами Контарини и тайно сообщали ему о шагах правителя. В описаниях Шелкового пути той эпохи упоминаются мальчики-невольники, евнухи и государственные рабы, сексуальное рабство, подаренные правителями друг другу люди и обращенные в рабство военнопленные. По мнению Барбаро, в татарском лагере
