Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл
Комнату освещали чадящие факелы, вставленные в настенные гнезда, и, оглядевшись, я увидел еще троих. Чуть левее, холодно улыбаясь мне своими акульими глазами, стоял Абрантес. Справа — огромный детина в рубахе без рукавов; он ухмылялся, держа в руке пустое ведро. Оглянувшись, я увидел еще одну фигуру справа от себя: пожилой седобородый мужчина лежал, прислонившись к стене, в, казалось, толстых черных перчатках, которые он держал на груди.
— Сеньор Флэшмен, — спокойно произнес Абрантес, — я знаю, что вы сошли на берег с письмами для вон того священника. — Он кивнул на старика. — Вы и так уже покойник за убийство Эрнандеса, но ваша смерть может быть быстрой, а может — медленной. Возможно, если вы будете сотрудничать в полной мере, я смогу поговорить с судом, и они проявят милосердие и сохранят вам жизнь при вынесении приговора.
Я вспомнил свой вчерашний страх стать галерным рабом и с иронией осознал, что сегодня эта участь — лучшее, на что я мог надеяться. Я заглянул ему в глаза и не увидел там ни малейшего намека на милосердие. Я инстинктивно знал, что, как только я скажу ему то, что он хочет знать, бедному Флэши придет конец. У меня не было ни единого шанса даже дожить до суда, ведь последнее, чего он хотел, — это чтобы всплыли обстоятельства смерти Эрнандеса.
Я начал ломать голову, как выиграть время, но было трудно сосредоточиться, пока Абрантес продолжал:
— Но, сеньор Флэшмен, если вы не будете сотрудничать, ваша смерть может быть очень медленной и мучительной. У нас есть бесчисленные способы выведать правду, инквизиция веками оттачивала это искусство.
Мой разум наполнился образами людей, сжигаемых на кострах, дыбы, которую я однажды видел в музее, и других инструментов для потрошения и кастрации жертв, и при этой мысли я инстинктивно сжал ноги.
Боже правый, это было хуже любого кошмара. Легко читать о тех молодчиках с каменными лицами, что плюют в глаза своим мучителям и призывают их делать самое худшее. Но позвольте мне сказать вам: когда вы стоите лицом к лицу с безжалостным ублюдком, у которого неограниченный доступ к пыткам, во рту у вас от страха так пересыхает, что никакой слюны не найдешь. Я бы хотел сказать вам, что я выдал какой-нибудь дерзкий ответ, но в тот момент я был поистине безмолвен.
Это не имело значения, так как Абрантес продолжал:
— Скажите, сеньор Флэшмен, вы когда-нибудь видели гарроту?
Мне удалось лишь покачать головой, так как я понятия не имел, о чем он говорит.
— Какая жалость, ведь вы на ней сидите.
Я буквально взвизгнул и дернулся в своих путах. Я не знал тогда, что такое гаррота, но был почти уверен, что раз уж Абрантес ею так интересуется, это будет куда менее приятно, чем мытье губкой.
— Повешение может быть таким быстрым, сеньор Флэшмен. Если узел в правильном месте и падение резкое, смерть может наступить мгновенно. Гаррота же может убивать гораздо медленнее и дать жертве время примириться с Богом перед смертью. Это простое устройство: петля на вашей шее затягивается путем вращения шеста за столбом, так что ваше горло сдавливается. Или мы можем просто на время перекрыть вам дыхание. Мой друг здесь — эксперт по причинению боли. Не устроить ли вам краткую демонстрацию?
— Нет, нет, я уверен, она отлично работает, не нужно демонстри… — Это все, что я смог пролепетать, извиваясь в путах и пытаясь засунуть подбородок в петлю на горле, чтобы она не раздавила мне шею. Но все было тщетно: ухмыляющийся болван, оказавшийся теперь палачом Абрантеса, на удивление быстро переместился за моей спиной, и краем глаза я увидел, как он повернул рычаг, и веревка на моей шее затянулась.
Я слышал, что в одном борделе в Кенсингтоне предлагают частичное удушение для обострения сексуальных ощущений, пока другая потаскуха похлестывает тебя по яйцам метелкой из перьев. Что ж, удушение гарротой меня ничуть не возбудило. Предполагая, дорогой читатель, что вы не являетесь завсегдатаем того конкретного борделя и, следовательно, вас не душили, я опишу это ощущение. Когда веревка затянулась, моя шея прижалась к столбу, заставив меня опустить голову, а затем медленно начала сдавливать горло. Больше всего меня паниковало чувство беспомощности. Я бился на маленьком табурете, даже пытался встать, но не мог, зажатый в этих тисках. Мои руки метались за столбом, пытаясь нащупать палача, но он был слишком хитер для этого. Дыхание стало затрудненным, но никогда не перекрывалось полностью, и я помню, как слышал хрип собственного дыхания в голове и скрип веревки и столба, когда я напрягался, пытаясь вырваться. Не знаю, как долго это продолжалось. Я пытался убедить себя, что Абрантес не убьет меня, пока не получит нужную информацию. Но, может, у меня была нежная шея, или палач увлечется, — он не выглядел слишком умным. К этому времени нехватка кислорода начала сказываться, я почувствовал головокружение, и зрение начало пропадать. Я уже был на грани потери сознания, когда услышал еще один скрип, и давление на шее ослабло.
Меня полностью вернуло в мир живых еще одно обливание морской водой. Я задался вопросом, сколько у них еще ведер этой дряни, пока сидел там, напуганный и дрожащий от холода, а может, и от страха, — тут уж не разберешь. Пока я все еще смотрел в пол, палач схватил меня за волосы и откинул мою голову назад, так что я смотрел на Абрантеса.
— Итак, сеньор Флэшмен, вы собирались сказать мне, где письма, которые вы должны были передать священнику, — сказал он, с презрением глядя на меня, пока я кашлял и отплевывался после удушья и обливания.
Время, подумал я, мне нужно было выиграть время, и тут меня осенило.
— Я закопал их в песке по дороге в город. Я должен был убедиться, что встреча безопасна, прежде чем передавать их. Если вы отвезете меня туда, думаю, я смогу снова найти то место.
Я понятия не имел, как долго
