Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин
Бестревожными едва ли
Были мы хоть час:
Нас
Пять раз атаковали,
Мы —
Двенадцать раз!
Вот учёба так учёба,
Интересно жить!
Только б солнышка ещё бы —
Робу просушить…
…А меж тем подходит вечер,
Кончился поход.
Заревой чертой отмечен
Чистый небосвод;
Даже волны присмирели,
В мире тишь и гладь…
Мы крепимся еле-еле,
Нам бы спать да спать!..
Но с улыбкой безмятежной
Боцман-грубиян
На колене нежно-нежно
Развернул баян.
Голоса да подголоски,
Частый перебор, —
И уже ногам матросским
Надо на простор,
И танцор порхнул воздушно,
Словно бабочка:
– Нам без берега не скучно,
С нами – яблочко!
16 августа 1945
Владивосток
Мне хочется писать стихи
О том, как улицы тихи,
Как выряженные в закат
Стареют клёны у оград,
И светлы линзы луж литых,
И дно – в пластинах золотых.
И городок до самых крыш
Опущен в голубую тишь,
Где, небо постелив на дно,
Бездонно каждое окно,
И дремлет тихая заря
В хрустальном кубке октября.
Как бы струясь из-под воды —
Бесшумны лёгкие сады,
И, зажжены́ неярким днём,
Кипят огнём и серебром,
Вплывая лопуху под ласт,
Кудрявые кораллы астр.
Пойди туда, где берег прост
И море видно во весь рост,
В библейской простоте песка —
Пространств бездомная тоска,
И каменные лишаи
В копейках рыбьей чешуи.
Там вечный бой и древний зов
Летящих в бездну парусов,
Скитальцев грозная купель —
Могила их и колыбель,
И Млечного Пути покров
Над лёгкой Розою Ветров.
И сердце обожжёт тоской
Безродной вольницы морской,
У мыса Горн кровавый вал
Расколется на зубьях скал
И дюны Огненной Земли
Тебе покажутся вдали.
Тысячелетний бой – не сон:
Ты – Одиссей, и ты – Язон,
Всех парусов свистящий бег
Тебе знаком, ты – человек,
Ты всё стерпел, чтоб жить в дому,
Там, где велел ты быть ему.
Пойдём! Твой дом перед тобой —
Оранжевый и голубой,
В осенних, гаснущих огнях,
В проспектах, парках, пристанях,
С листвой по лестницам крутым,
С луной над Рогом Золотым.
8 октября 1945–1946
Двадцатая верста
(Из владивостокских стихов)
Товарищ! Я так начинаю про это, —
Обычное дело, и строчки просты.
Ты помнишь, конечно, то самое лето,
Крутые фиорды двадцатой версты.
На серую бухту туманы ложились
От Чуркина мыса до самой губы,
С полно́чи росли, поднимаясь, приливы
И ветер солёный вставал на дыбы.
Казалось, что он никогда не устанет
Крутить своё чёртово колесо.
Скрипели внизу на причалах сампаны,
Треща от кормы до косых парусов.
Мы думали вместе, дымя папиросы,
Покамест туман шелестел по кустам,
На маленькой карте – далёкие вёрсты,
До Русского острова – верных полста.
Там ждут нас уже пятидневку-другую,
С провизией – амба, и голод на стол.
Ветер, как видишь, по-прежнему дует
Полсотни кило́метров – хуже, чем сто!
Но надо, ты знаешь, во что б то ни стало,
И я предлагаю – идти напролом.
…А ветер, конечно, одиннадцать баллов,
И серый туман с четырёх сторон.
Там ночи, до крови продрав себе руки,
По старой тропе, что ведёт на пролив,
Мы молча таскали в скрипучие шлюпки
Огромные связки сухой камбалы.
Корейцы из ближней ловецкой артели —
Швартовы отдали, баграми толкнув, —
Приподняты мачты, и мы полетели
В туман, в неизвестность, в кромешную тьму.
До самого края хватили мы горя.
Нас били и ветер, и волн штабеля;
Треска уплывала копчёная в море,
Как будто живая, хвостом шевеля.
Куда она, к чёрту, подобная радость.
– Я быть никогда не хотел моряком.
Ломались шпангауты, банки ломались,
Рвалась парусина на сотни клоков.
Мотало без отдыха, без промежутков,
Кружилася в пляске живая вода.
Я вывернул всё, что имелось в желудке,
И проклял судьбину свою навсегда.
Немало про это. Не помню, когда там
Утих ураган, и в какой это час
Добрались до острова. Вышли ребята
Из дальних бараков на пристань встречать.
Но я заявил им, ответом на ласку,
Ругаясь и злясь, не стесняясь ничуть, —
Что я человек сухопутный и баста,
И больше по морю ходить не хочу!..
И тут же подумал, что этим ответом,
Не скрасишь и не оправдаешь дела́.
По-прежнему – голод. Продуктов-то – нету…
Копчёная рыба – и та уплыла.
…А в море моряна опять поднимала
Воды просолёной зелёную грязь…
…Тогда я поехал… Ты сам понимаешь…
Ребята кончали ударный запас.
Слово солдата
О нас не соврёшь:
Мы сами
За пушками шли вперёд —
От Крыма и до Петсамо
Тянулся огромный фронт;
Тогда
Лавиной металла,
Сплошною стеной огня
В упор
на нас напирала
Фашистских машин броня.
Но силою
силу меряя —
Пусть ростепель,
Пусть пурга —
Советская артиллерия
Крушила
броню врага!
Любой
из солдат пехоты
