Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин

И задумчивым,

И родным —

На снегу

На крещенском, белом,

В чёрном штурме —

Одетым в дым.

Всё затем,

Что тебя я помнил,

Нянчил в памяти все года…

В день последний

Не повезло мне

Окончательно, навсегда!

Неразряженный пистолет —

Мысль,

Что нет тебя рядом! Нет!!!

1945

«Или сердце твоё мне солгало…»

Или сердце твоё мне солгало,

Иль налгали тебе обо мне,

Всё равно —

Погибаю,

И мало

Толку в чьей-то вине, невине.

Хоть бы,

Женский справляя обычай,

Трижды ты обманула меня,

Всё равно —

До конца, —

Беатриче,

Ты для смертника чище огня.

И не надо, не надо, не надо

Ни винить, ни щадить никого,

Коли кровь твоя

Крови не рада

Сердца грешного моего.

Я не ангел,

Оправдан не буду,

Чёрный – нечего в ризы рядить,

Но за то, что тебя не забуду,

Лишь тебе меня можно судить.

«Мне не приносят писем…»

Мне не приносят писем,

Вот и живу вчерашним.

Март по деревьям лысым

Катится ветром влажным.

«Мы первого сна…»

Мы первого сна

        не успели ещё досмотреть

И в свадебном кубке

        измученных губ не мочили,

Когда покачнулся наш дом,

        как рудничная клеть,

И молнии врезались в камень,

        и нас разлучили.

И понял я вечность в ту ночь,

        когда мёртвый сосед,

Лицо запрокинувший

        в звёздное небо России,

Молчаньем своим указал мне

        твой призрачный след

От взорванных звонниц

        и стен новгородской Софии.

Ты вёсны любила,

        а я не сберёг их, прости…

Калёная вьюга нас встретила

        сразу за дверью,

Цветами железными

        выстланы наши пути.

Но я ещё крепче

        в живую любовь твою верю.

Как в лунные ночи

        черёмух настой серебрист,

Как реки степные

        на плёсах ленивы и плавны,

И вновь на земле

        золотых соловьёв пересвист,

И топот похода,

        и сонная грусть Ярославны.

И ты ей сейчас

        по тревожному сердцу сестра,

Ведь нам только грезились

        тайные милые дали —

В купальскую ночь

        мы не жгли колдовского костра,

Над светлой рекой

        на заветных венках не гадали.

И столько на свете

        цветёт заповедных долин,

И столько у зорь красоты,

        не увиденной нами,

Что снова и снова

        со смертью один на один

Я, трижды убитый,

        тянусь к её горлу руками.

Я должен услышать

        последний клокочущий всхлип,

И вольное небо

        увидеть далече-далече,

И в бархатных мальвах

        и в белом кипении лип

Твой облик единственный,

        взгляд твой, летящий навстречу.

21 февраля 1945

В атаке

Погоди… Дай припомнить… Стой, —

Мы кричали «ура», потом

Я свалился в окоп пустой

С развороченным животом.

Крови красные петушки

Выбегали навстречу дню,

Сине-розовые кишки

Выползали на пятерню.

И с плеча на плечо башка

Перекидывалась, трясясь,

Как у бонзы или божка,

Занесённого в эту грязь.

Где-то стонущий крик «ура».

Но сошёл и отхлынул бой…

Здравствуй, матерь-земля, пора:

Возвращаюсь к тебе – тобой.

Ты кровавого праха горсть

От груди своей не отринь,

Не как странник и не как гость —

Шёл я в громе твоих пустынь.

Я хозяином шёл на смерть,

Сам приученный убивать,

Для того чтобы жить и сметь,

Чтобы лучшить и открывать.

Над рассветной твоей рекой

Встанет завтра цветком огня

Мальчик бронзовый – вот такой,

Как задумала ты меня.

И за то, что последним днём

Не умели мы дорожить,

Воскреси меня завтра в нём,

Я его научу, как жить!

23 марта 1945,

Хобей

«Унося к Магнитогорску…»

Унося к Магнитогорску

Жалостный дымок берёз,

Углей розовую горстку

В ночь просыпал паровоз.

Это мне дымок и пепел,

Стадом пахнущий вокзал:

Губ твоих дыханья не пил,

Не прощался и не звал.

Пред тобою птичьи дали,

Звёзд бессонные посты,

За тобой прохохотали

Одинокие мосты.

Только пепел мне остался,

Да и тот похолодел:

Не знакомился, не знался,

Только издали глядел.

С полки скорого вагона

Ты родному, своему,

Так беспомощно и сонно

Улыбаешься во тьму.

Я во сне летучем не был,

И отныне мне близка

Поседевшая, как пепел,

Непонятная тоска.

15 апреля 1945,

Яр

«Видит Бог – не я вас опечалил…»

Видит Бог – не я вас опечалил,

Это – ваша молодость в начале,

Дали под луною тонкорогой,

Мучившие смутною тревогой.

Это – сон шиповника. По парку

В сумерках сквозных водил вас за́ руку,

Это ветер целовал лицо вам

Белой ночью на мосту Дворцовом.

13 июля 1945,

Уссури

Наши моряки

Становятся пеною волны,

Солёные брызги – как пар,

Когда наш эсминец – на полном

Идёт на торпедный удар.

Мы многое в жизни видали —

И «юнкерсов» чёрных