Когда-то тому назад... Сказки английских писателей - Джон Рескин

— Да это же Уоггс! — воскликнула она.

— Глупое дитя, — негромко сказала Белвейн, незаметно награждая её щипком.

Принцесса оглянулась.

— Эта дурочка, — объяснила графиня, — вообразила, будто узнала свою подружку в рядах славной армии вашего королевского высочества.

— Как это она умудрилась? Для меня они все на одно лицо.

Белвейн оказалась на должной высоте:

— Так кажется из-за формы и армейской дисциплины, — сказала она. — Многие это замечают.

— Наверно, так, — согласилась принцесса. — А разве им не положено маршировать по четыре в ряд? Мне кажется, что когда я как-то ходила на парад с папочкой…

— Что вы, ваше королевское высочество, ведь в той армии были мужчины. Что касается женщин — видите ли, если они маршируют в один ряд, они сразу начинают болтать.

Придворные, которые стояли, опираясь на правую ногу и согнув левое колено, теперь переместили тяжесть тела на левую ногу и согнули правое колено. Уоггс тоже начала уставать. Последняя рота армии амазонок маршировала уже не с такой непринужденностью, как первая.

— Наверно, мне следует приказать им остановиться и обратиться к ним с речью? — спросила Гиацинта.

Белвейн на какое-то мгновение растерялась.

— Боюсь, что… что ваше королевское высочество… — Она замялась, усиленно соображая. — Боюсь, что это противоречит духу… королевских инструкций. Армия… армия в строевом порядке должна маршировать. — Она сделала указующий жест рукой. — Должна маршировать, — повторила она, невинно улыбаясь.

— Понятно, — сказала Гиацинта, виновато покраснев.

Белвейн громко кашлянула. Третья с конца амазонка посмотрела на нее вопросительно. Предпоследнюю приветствовали еще более громким кашлем. Последняя на всякий случай показалась, но её встретили таким недвусмысленным хмурым взглядом, что было очевидно — пора заканчивать парад. Уоггс сняла шлем и присела отдохнуть под кустами.

— Вот и все, ваше королевское высочество, — объявила графиня. — В параде участвовали 158 амазонок. 217 отрапортовались больными — получается 622. 9 стоят на посту во дворце, 632 и 9 будет 815. Да еще 28 не достигли призывного возраста. Округлим до тысячи.

Уиггс открыла было рот, чтобы что-то сказать, но решила, что её госпожа сама это скажет. Однако Гиацинта растерялась.

Белвейн подошла ближе.

— Я… ммм… не помню, говорила ли я вашему королевскому высочеству, что сегодня день выплаты жалованья. Одна серебряная монетка в день, а в неделе несколько дней, умножаем на… на сколько же это? Получается десять тысяч золотых монет. — Она протянула принцессе красиво разграфленную ведомость. — Если ваше королевское высочество подпишет вот здесь…

Принцесса машинально поставила свою подпись.

— Благодарю вас, ваше королевское высочество. А теперь я, пожалуй, пойду получу деньги.

Она присела в глубоком реверансе, потом, вспомнив свой чин, откозыряла и зашагала прочь.

Роджер Скервилегз, посмотрев, как она удаляется, не испытывая ни малейших угрызений совести, сразу перешел бы к следующей главе, начав её словами: «Тем временем, король…» — и у вас создалось бы впечатление, будто Белвейн — обыкновенная воровка. Но я не такой летописец, как он. Чего бы мне это ни стоило, а я буду справедлив к моим героям.

Итак, у Белвейн была слабость, и слабостью этой была щедрость.

Я знаком с одним старым джентльменом, который каждый вечер играет в кегли. Он катит шар (или как там его называют) на один конец лужайки, ковыляет за ним и откатывает его назад. Только вспомните его, а потом представьте себе Белвейн — как она, восседая на белом скакуне, бросает мешочки с золотом направо и налево под неистовые приветствия толпы.

Честное слово, я считаю, что её занятие более достойно восхищения. И, уверяю вас, столь же изнурительно. Если уж есть привычка швырять деньгами, то благоразумно швырять их в чью-то ладонь — невыносимо. Кто же из нас, однажды бросив кебмену полкроны, впоследствии удовольствуется тем, что сунет ему горсточку медных трехпенсовиков? Щедрость должна быть последовательной.

Так было и с Белвейн. Она приобрела привычку к щедрости, но эта слабость стоила графине меньше, чем другим. С народа брали налоги, чтобы платить армии амазонок, и эти же деньги швыряли народу обратно — что может быть более великодушно?

Правда, наградой ей были восхищение и аплодисменты. Но какая женщина не любит восхищения! Разве это преступление? Если даже и так, то это вовсе не то же самое, что воровство, в котором обвинил бы её Роджер Скервилегз. Будем же справедливы.

Перевелись в Бародии волшебники.

После объявления войны войска Евралии, согласно обычаю, были введены в Бародию. Как ни разгорались страсти, оба короля неукоснительно соблюдали элементарный военный этикет. В предыдущую войну бои шли на территории Евралии, поэтому нынче театром военных действий стала Бародия, куда король Мерривиг повел свою армию. Покрытая пастбищами земля оказалась удобной для расположения военных лагерей, и евралийцы совершили несложные приготовления к ночлегу под ликующие крики бародийцев.

Несколько недель обе армии стояли друг против друга, но ни одна из сторон не предавалась праздности. В первое же утро Мерривиг накинул плащ-невидимку и отправился разведать, что происходит во вражеском лагере. К несчастью, в ту самую минуту точно такая же идея осенила и короля Бародии, у которого тоже имелся плащ-невидимка.

К величайшему удивлению обоих, ровно на полпути короли неожиданно налетели друг на друга. Догадавшись, что здесь не обошлось без каких-то неведомых чар, оба поспешили назад, чтобы посоветоваться каждый со своим канцлером. Канцлеры не могли дать вразумительного объяснения случившемуся, они только посоветовали их величествам на следующее утро предпринять еще одну попытку.

— Только идите другой дорогой, — сказали канцлеры. — Это поможет вам обойти заколдованную стену.

Итак, на следующее утро оба короля снова отправились в путь, держась южнее. На полпути они снова налетели друг на друга, и им не оставалось ничего другого, как сделать вид, что они нарочно присели, чтобы обдумать создавшееся положение.

— Чудеса в решете, — сказал Мерривиг. — Между двумя лагерями какая-то волшебная стена.

Он встал и, подняв руку, с выражением продекламировал:

— Бо, болл, билл, балл,

Во, волл, вилл, валл!

— Загадка какая! — воскликнул король Бародии. — Вероятно…

Внезапно он осекся. Оба короля кашлянули. Они со стыдом вспомнили свои вчерашние страхи.

— Вы кто? — спросил король Бародии.

Мерривиг решил прибегнуть к хитрости.

— Свинопас его величества. — Он постарался сказать эти слова именно таким голосом, каким, по его представлению, должен разговаривать настоящий свинопас.

— Ммм… и я тоже, — несколько неуверенно сказал король Бародии.

Очевидно, в этой ситуации не оставалось ничего другого, как завязать беседу о свиньях.

Мерривиг находился в блаженном неведении относительно этого предмета. Познания короля Бародии были и того меньше.