Леонид Брежнев. Опыт политической биографии - Виктор Деннингхаус

Московский Кремль, 24 мая 1963

Фотограф В. Егоров

[РГАКФД]

Образ генсека в зеркале «брежневского поцелуя» и «брежневского анекдота»

Исследование образа Брежнева было бы далеко неполным, если бы не были затронуты еще две темы: «брежневского поцелуя» и «брежневского анекдота». В записях, сделанных Брежневым 13–14 октября 1964 г. на заседании Президиума ЦК КПСС и представляющих из себя набор обвинений в адрес Хрущева, есть и такая: «Я работал в През[идиуме] 4 года 4 месяца, что Вы обещали и что я получил – ни разу Вы не спросили меня о работе. Кроме как ругали что я поцелов[ался] с Кеконен»[1282]. Брежнев встречался с президентом У. Кекконеном во время своего визита в Финляндию 22–30 сентября 1961 г., именно тогда и имел место «криминальный» поцелуй, вызвавший недовольство Хрущева[1283]. После его ухода на пенсию уже не было человека, который мог бы помешать Брежневу проявлять свои симпатии таким образом. «Брежневский поцелуй» вошел в историю и культуру, он был запечатлен на остатках Берлинской стены[1284], с ним боролись депутаты грузинского парламента[1285]. Д. Дорнберг отмечал: «Своих гостей <…> он обнимает с воодушевлением, до хруста ребер, целует их, как правило, в самые губы, не обращая внимания, мужчина перед ним или женщина; ни один из членов Политбюро не может так целоваться, как Брежнев»[1286].

Вместе с тем необходимо признать, что склонность генсека к поцелуям стала еще одним из проявлений открытости и простоты его человеческой натуры, столь необычной для прочих кремлевских вождей. Судя по кадрам хроники и воспоминаниям, Брежнев именно с помощью тактильного контакта пытался в первую очередь выразить свое расположение людям, вызвавшим у него дружеские чувства.

Л.И. Брежнев поздравляет члена Политбюро ЦК КПСС А.Н. Шелепина с вручением ему ордена Ленина в связи с 50-летием со дня рождения; слева – А.Н. Косыгин

26 февраля 1969

[РГАКФД]

В июне 1973 г. на аэродроме в Сан-Клементе (Калифорния), откуда он должен был вылететь в Москву после приема, данного президентом США Р. Никсоном в честь советского лидера в Западном Белом доме, Брежнев неожиданно среди провожавших увидел своего кумира, американского актера Ч. Коннорса, игравшего главную роль в его любимом вестерне «Стрелок». Брежнев бегом бросился обнимать киноактера, специально смешно подпрыгивая и повисая на шее почти двухметрового гиганта[1287]. Брежнев мог доверительно хлопнуть канцлера ФРГ В. Брандта по плечу как своего старого друга, обменяться тесным рукопожатием с журналистом, целовать руки понравившимся ему дамам, с чувством обнимать не только своих друзей и коллег, но и обыкновенных советских граждан[1288]. Но то, что было хорошо в личном человеческом общении, все смешнее и нелепее выглядело на экранах телевизоров. 20 июня 1977 г. Черняев записал в своем дневнике: «Эйфория продолжается. Телевизор – отлет в Париж, прилет в Париж. Поцелуи во Внуково – с одними – да, с другими, рангом ниже, – нет. А одно время они начали было выходить из практики протокола»[1289].

Брежнев был осведомлен о негативной реакции населения на его специфическую манеру общения. В ответ на письмо жителя г. Кохмы Ивановской области В.Е. Кашникова от 5 января 1973 г., в котором тот критиковал «целование официальных высокопоставленных и других лиц», Брежнев написал 28 февраля 1973 г.: «Вполне согласен. Найду форму – изменить эту практику»[1290]. Но, как известно, «практика» оказалась сильнее вождя.

Народ реагировал на страстные публичные поцелуи пожилых мужчин анекдотами, но если при Сталине «за анекдот» можно было оказаться в лагере, то при Брежневе ситуация кардинально изменилась. Западные журналисты и политики пишут о том, что Брежнев сам был не против рассказать легкий антисоветский анекдот, что отвечало наклонностям его артистической натуры[1291]. На одной из встреч с советскими карикатуристами генсек как-то заявил: «Я, между прочим, в юности такими рисуночками баловался. Вам бы показать – такой бы тут хохот стоял»[1292]. По свидетельству члена Политбюро ЦК КПСС Н.В. Подгорного, Брежнев прекрасно знал рассказываемые про него анекдоты, в том числе анекдот об операции по расширению груди у генсека для новых наград, отшучиваясь: «Если рассказывают – значит, любят меня»[1293]. В.Т. Медведев вспоминал: «Сплетен – не любил, а анекдоты о себе, более-менее мягкие, которые мог слышать только от родных и близких, переносил вполне нормально»[1294]. Следствием такой либеральности стало хождение о нем огромного количества анекдотов[1295].

Записка Ю.А. Жукова А.М. Александрову-Агентову о «бытующей у нас манере приветствовать гостей»

21 февраля 1973

[РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 1147. Л. 98. Резолюция Л.И. Брежнева]

Если попытаться проанализировать «брежневские» анекдоты, то можно выявить, что цель их состояла не в том, чтобы «расшифровать», сделать понятным событийный код происходящего, как это часто было свойственно народному анекдоту 1920– 1930-х гг., пытавшемуся осмыслить ломку привычного, устоявшегося образа жизни[1296]. Сюжеты большинства шуток о Брежневе построены на грубом каламбуре, и это отнюдь не случайно – каламбур «демократичен», понятен любому слою населения. Народ в анекдотах гораздо умнее своего вождя, «своего парня», и ему это нравится. Характерно, что в ряду наиболее известных «брежневских» анекдотов зло обыгрываются дефекты чтения первым лицом всевозможных докладов. Здесь судьба сыграла с Брежневым неприятную шутку – никогда не любивший читать и воспринимавший большинство документов на слух, в конце жизни он был вынужден именно в ходе бесконечного невнятного «шамкающего» чтения отправлять властные ритуалы на съездах и тому подобных сборищах.

«Карнавальность» награждений и поцелуев, съездов и визитов воспринималась народом как пародия на «нормальную» жизнь государства и осмысливалась в том числе в смехе шуток и анекдотов, с их вольномыслием и свободой от советского догматизма. Поэтому трудно переоценить роль «брежневских» поцелуев и «брежневского» анекдота в десакрализации представлений о вожде в частности и брежневской власти в целом.

В 1924 г. В. Маяковский посвятил усопшему вождю следующую строку: «Мы хороним самого земного изо всех прошедших по земле людей». В ноябре 1982 г. эту сентенцию можно было бы с полным правом переадресовать Леониду Брежневу. Его трагедия как советского политика заключалась в том, что он действительно оказался самым «земным» из всех вождей коммунистической партии и Советского Союза, утратив ту необходимую дистанцию, которая традиционно отделяла в России монарха или вождя от остального общества. Брежнев стал самым публичным из советских политиков. Конспиративность по-прежнему продолжала выступать при Брежневе одной из сущностных черт коммунистической власти. В этом отношении