(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк
— Что случилось? — спросила, в секунду меняясь в лице, словно осенило тревогой: — Где Рома? С ним все в порядке? Мне плохо стало…
— Спокойно, — поднялся, спину потянул, разминаясь, как старый тридцативосьмилетний пес. — Ромчик с моей мамой. Он такой молодец, — гордость взяла за сына, — мне позвонил, тебя охранял.
— Да, — глаза Яны засияли и даже румянец проступил. — Он у нас настоящий герой. Маленький мужчина.
Я взял обычный стул и устроился рядом с ней: не касался и не давил присутствием, впереди и так сложный разговор.
— Яна, ты беременна. Ты знаешь? — очевидно, срок небольшой. Возможно, она и сама не в курсе.
Длинные, кокетливо загнутые ресницы задрожали, но взгляд не отвела. Яна знала о своем деликатном положении, но мне не сказала, значит… Я ведь ни разу за эту бешеную ночь не задался вопросом «чей это ребенок?». Он мог быть и моим, один раз у нас было. Но в глазах Яны что-то промелькнуло, странное, молчаливое и горькое. Отец не я. Отец он. Внутренности обожгло отчаянием, на языке разливался противный привкус горечи. Я не муж, и Яне не нужно передо мной оправдываться и извиняться. Мое мнение относительно прерывания не изменилось бы, если отцом был бы я, но мне больно, что у нас так вышло, что Яна вынуждена проходить через это, что будь все иначе между нами и порядок с ее здоровьем… Я хотел бы, чтобы она родила мне еще одного ребенка. Яна мечтала о мальчике и девочке.
— Была угроза выкидыша и обильное кровотечение, — ровно произнес.
— И? — она даже поддалась ко мне.
— Ты все еще беременна.
Буквально за миг на ее лице пронеслось множество эмоций, и ни одну из них я не смог идентифицировать как истинную реакцию. Яна пока ни в чем не уверена.
— Тебе нельзя рожать, — произнес честно и твердо. Имел ли я право на подобное заявление? Да, черт возьми! Мы слишком долго были вместе, чтобы жизнь и здоровье этой женщины, матери моего сына, жене, пусть и бывшей, меня совсем не касались. И это только доводы рассудка и мое моральное право на беспокойство! Но были еще чувства. Яна нужна мне! Она должна быть на этом свете! Она сказала мне, что я любил ее не так, как она хотела бы, и я признал это. Перед самим собой признал. Но я любил ее! И Яна любила меня. Все еще можно изменить, исправить, попробовать, главное, чтобы она дышала, улыбалась, жила! — Ты ведь понимаешь, Яна?
Она не ответила. Просто смотрела своими огромными, серыми, прозрачными глазами на бледном, но прекрасном лице. Яна всегда была красивой женщиной, но сейчас ее окружал не видимый ореол хрупкости и женственности. Так было тогда, когда в ней зародилась жизнь в первый раз. Так случилось и сейчас. Это подкупало своим светлым предназначением продолжения рода, но не в этом случае. Женщина должна давать жизнь, но не в замен своей! Это слишком дорогая цена. Я не готов ее платить. Да, я. Потому что мне не все равно! Мне не все равно за нас обоих!
— Мирослав, его спасли. Значит, это кому-то нужно, понимаешь? Я думала над прерыванием, но… Может, это знак? Я испугалась по-настоящему. Испугалась, что потеряю его, — дотронулась до живота. Это рвало мне сердце. Долбанный материнский инстинкт! У кого-то вообще нет, а кому-то отсылал вопреки здравому смыслу!
— А за себя ты не боишься? Инстинкт самосохранения, нет, не слышала? — не сдержал каплю раздражения. Нельзя, помнил. Никакого стресса, но черт!
— Если я сделаю это, то буду корить себя всю жизнь. Ребенок ведь не виноват…
— Никто не виноват, Яна! Никто! — поднялся, не выдержал сидеть спокойным истуканом. — Я не разрешаю тебе рожать! — заявил безапелляционно.
— А если бы это был твой ребенок? — да, мы все еще понимали друг друга. Я правильно считал правду в ее глазах. Не мой. Но это вообще не имело значения!
— Да какая разница чей?! Мне вообще плевать! Даже если бы был моим! Я не хочу, чтобы ты рожала! Это опасно!
— Мир, это мое решение.
— А обо мне ты подумала?! — взорвался, как чертова граната, даже физического контакта не понадобилось. — О Ромке ты подумала?! О всех кто тебя любит, Яна?! Нашему сыну нужна мама! А мне нужна ты! Делай, что хочешь, но не смей рисковать собой!
— Мир…
— Я не готов тебя потерять, это ясно? — прервал не терпеливо. Просто бил фонтаном эмоций, неподдельных и искренних. — Я не позволю! Просто не дам тебе рисковать собой! — подошел близко и обхватил ее лицо ладонями. — Я не разрешаю, поняла? Просто не разрешаю!
— Мир… — так мягко и так печально. Одно слово, и я понял, что проигрываю. Ну какая упрямая!
— Да ну тебя! — вылетел быстрее пули из палаты. Мне нужно успокоиться и прийти в себя.
Оказавшись в холле, упал на скамейку, схватился за голову: я ведь реально даже не задумывался, от кого у нее ребенок! Это не предложение, чтобы Каминского убрать из ее жизни. Мне нет разницы! Вопрос не в этом! Яне нельзя рожать! У нее уже здоровье захлебывается, а срок маленький. Дальше что? Нахрена собой рисковать?! Я не понимал. Мне это недоступно!
Я вскочил, подошел к аппарату с кофе, сделал самый горький и черный, облился к чертям собачьим, снова упал на скамейку. Да ёб твою мать! Что же делать? Что?!
В палату зашел вчерашний врач и акушер, с которая вела первую беременность Яны. Я ждал, когда они выйдут. Мы с женой не договорили. Если она упрямая ослица, значит, нужно искать какой-то приемлемый выход из ситуации. Я не собирался устраняться и оставлять ее одну. Хотя… Возможно, отец ребенка скоро влетит в эти двери. Права голоса у меня нет, это если по сути. Забылся я. Привык, что Яна — это моя ответственность. Все, что касалось ее и меня касалось. Это правильно, так должно быть в паре! Правда, мы не пара больше, но это детали вполне решаемые.
— Когда ее выписывают? — поймал врачей на выходе.
— Матка в тонусе, показатели крови существенно упали. Неделя, а дальше будем смотреть. Угроза сохраняется, — Маркелова выглядела достаточно спокойной.
— Мы с Натальей Владимировной вместе изучили медицинскую карту Яны Николаевны… — врач, который вчера спас плод, выразительно замолчал. — Риски имеются. Сегодня будет консилиум с кардиологами и аритмологами.
— Ясно… — задумчиво протянул. — Мне нужна эта женщина, — честно и открыто, как мужик мужику.
