(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк
— Доволен? — вздернула бровь. Ситуация абсолютно ненормальная, абсурдная для разведенных людей, которые отпустили друг друга, но мы стояли рядом, дышали близко, думали шумно.
Мирослав неожиданно снова опустился мне в ноги: пальцы нырнули под платье и содрали трусы с треском рвущейся тонкой бретельки. Поднялся, сжимая их в одной ладони, другой коснулся ложбинки груди, повел вверх и обхватил пальцами горло. Я только вздернула подбородок и улыбнулась. Его страсть, похоть, вожделение — только его проблемы.
— Иди, Яна, — отпустил меня и лбом со стоном уперся в стену.
— Я бы не советовала, — намекнула на санитарию. — Гигиена.
— Иди, не доводи, блядь, до греха! — глухо ругался.
Я погладила его по плечу и поцеловала в щеку:
— Оставь их себе. Можешь даже использовать для мастурбации… — и вышла.
Да, Мирослав Константинович, я больше не удобная женщина: куда подвинул, там и стою. Я НЕУДОБНАЯ. Поэтому от меня максимум — ношенные трусики.
— Эй! — взбрыкнула, когда меня затащили назад, а дверь туалета снова с силой захлопнулась. Мирослав прижимался ко мне сзади, вдавливая в мои ягодицы возбужденный член. — Не смей… — сглотнула, через шелк платья ощущая его пальцы на своих нижних губах. — Мир… — он развел их, скользя и надавливая. Тягучей влагой моих собственных соков измазались бедра, а низ живота наливался знакомой тяжестью. Это не секс, но бывший муж очень успешно его имитировал.
— Я себе обещал, что тебе в трусики не полезу, — хрипло на ухо, — но ты же без них, верно? Де-факто.
— А де-юре ты мудозвон! — поняла, что теряю контроль. — И вообще, у меня есть мужчина, который подарит мне охренительный оргазм, и это не ты! — выпалила в сердцах. Мирослав остановился так неожиданно и отошел настолько резко, лишая опоры, что я, покачнувшись, схватилась за ручку, удерживаясь от падения.
— Прошу, — распахнул передо мной дверь, — удачных оргазмов.
— Обиделся? — последнее слово будет за мной.
— Да пошла ты, — захлопнул дверь и снова закрыл замок. Я громко рассмеялась. Обиделся.
Вернулась в ложу не сразу, сначала успокоилась и избавилась от испарины над губой и в декольте: здесь не жарко, но дышать до сих пор сложно. Адреналин шпарил по коже, все вибрировало внутри, опера вообще больше не интересовала.
— Давай, — лениво протянул руку Каминский, — чтобы не было соблазна надеть.
— А нету, — тихо призналась и развела руками. — Забрали.
— В каком смысле? — сузил глаза.
— В прямом. Мои трусы не прошли фейс-контроль, — взяла бинокль и посмотрела в царскую ложу. Не вернулся. Захотелось смеяться. Каминский достал свой и проследил за траекторией моего взгляда.
— Ты возбуждена, Яна, — коснулся шеи сзади, там, где волосы на загривке поднимались. Я прикрыла глаза, ощущая эту невинную ласку напряжением во всем теле. Наверное, сегодня я должна быть очаровательной, обольстительной, сексуальной Яной Безтрусой, но мне дышать было сложно от тяжести в животе, давившей на нервные окончания.
— Я тебя хочу, — открыла глаза и повернула голову. Нас услышали. И плевать!
Каминский подал мне руку, и мы вместе вышли из зала. Я помнила: десять сеансов, никаких отношений, не увидимся потом. Но в Артеме было нечто, что привлекало вопреки всем будущим возможным сердечным терзаниям. Это не сублимация: меня тянуло к нему, но это что-то совсем иное, отличное от испытанного с бывшим мужем. Там все слишком сложно. А я не хотела сейчас сложно.
Теперь отчасти понимала Мирослава: не всякой тяге можно сопротивляться. Это не оправдание его поступка, просто замечание. Ведь разница в том, что я свободна и могла не сопротивляться влечению, но контролировать ситуацию должна. Я надеялась, что не потеряю этот контроль.
— А ты? — произнесла вслух.
— Что я? — Артем как раз открывал мне дверь такси.
— Контролируешь себя? — тихо спросила. Что я хотела услышать?
— Да, — ответил сухо и правдиво, несмотря на жаркий поцелуй в шею, сопровождавший ответ. Ответ верный и… Неверный.
Машина плавно вливалась в поток, а я, бросив шальной взгляд в окно, неожиданно заметила девочку Соню. Она в своем вечернем платье плакала за одной из колонн…
Глава 26
Мирослав
— Сучка! — выругался сквозь зубы, прижавшись лбом к двери сортира. Эмоции били через край, ревность разъедала, а отпечаток ее губ все еще горел у меня на щеке. Тактильно. Это было даже больше, чем имитация секса и прикосновения через одежду. Это кожа к коже, чистый разряд молнии, без всякой защиты.
Я глубоко вздохнул, готовый выть волком в потолок: стоически пытался удержаться от рукоблудия в храме искусства. Дрочить в туалете театра — докатился! Но черт, яйца болели от тяжести, а член готов проткнуть ширинку.
Я достал блестящий шелк и приложил трусики к лицу. Запах женщины. Нет и не было ничего приятнее, чем аромат женственной сексуальности. Мед, мускус, эротика. И сирень. У Яны именно сирень.
Я дотронулся до саднящего неудовлетворенностью паха, просто хотел член поправить, но напряжение слишком сильное.
— Вот блядь… — тихо выругался, содрогаясь в конвульсиях оргазма. Позорище! Кончил в трусы, как желторотый юнец. Вот тебя и дядя тридцать восемь годиков. Хоть плачь! Еще и в мокрых трусах два акта сидеть.
— Ой! — услышал женское. Поднял голову. Соня.
— Ты почему здесь?
Бля, это же женский туалет. Удивительно, что она вообще одна здесь! Видимо, дамы не писали до антракта.
— Извини, — сухо бросил, подходя к раковине и включая воду, — перепутал, — вытер салфеткой руки, к выходу направился.
— Мирослав, — Соня окликнула. — Я видела тебя с женой. С бывшей женой.
— Следила? — сузил глаза. Мне этого не нужно. Яне — тем более. Ее имя не должны полоскать в кулуарах местные сплетницы. Пусть хоть сотню оргазмов с другим бросит мне в лицо. Это наше личное, и оно не должно стать достоянием общественности.
— Я просто…
— Ты просто вернешься в зал, — прервал строго, — и после оперы сразу отправишься домой.
— Мирослав… Я… Мир… — и она бросилась ко мне. Обнять, поцеловать пыталась. Да ёб!
— Ну-ка, — оторвал от себя. — Ты что устроила? — сжал худые плечи и встряхнул. Нет, мне такого счастья не надо!
— Вы такой красивый, — выдала с девичьей непосредственностью. — Я подумала, что раз пригласили, то тоже симпатична вам…
Я смотрел на этого вчерашнего ребенка и не понимал, где и когда так провинился перед Богом: почему он меня постоянно наказывает и испытывает? Меня никогда не интересовали девочки. Никогда. Она же мне в дочери годится! Двадцать лет разница!
— Так, в зал бегом. Предупреждаю сразу: мне придется поговорить с твоим отцом.
Мы с Русланом друзья, плюс моя безопасность — его работа. Между нами не должно быть недосказанности. Тем более