Холодное пламя - Мари Милас

– Ты вернулся за ней? – с придыханием спрашивает Лили.

Я киваю, но знаю, что она не видит этого. Ее взгляд устремлен на уже заново построенную часовню.

– Да. Я пополз обратно в тот момент, когда второй этаж начал обрушаться. Ее блестящие белые туфли привлекли мой взгляд, а громкий плач пробудил какой-то странный инстинкт. Не знаю, что это было. Я просто вскочил на ноги, повалил ее на пол и стал пробираться вместе с ней обратно к выходу. Было так жарко, что казалось, будто моя кожа плавилась. Дышалось очень трудно, и я уже почти ничего не видел.

Моя рука замирает в волосах Лили, когда тот страшный день проигрывается в моей голове, словно на повторе.

– Потом на меня что-то упало. Такое горячее, что я чуть не потерял сознание от боли. Дейзи плакала подо мной, стремясь выбраться.

Она пыталась ползти быстрее, чтобы спасти себе жизнь, когда я не мог пошевелиться из-за болевого шока. Мне хотелось помочь и ей, и себе, но сил было слишком мало. Дейзи кричала, что из-за меня она умрет. А я… не хотел ничего сильнее, чтобы достать ее из этого ада.

– Что было дальше? – Лили дрожит то ли от прохлады вечернего воздуха, то ли от этой страшной истории.

– Каким-то чудом я дотащил нас до выхода. Там нас подхватили спасатели. Дальше я был без сознания и очнулся только в больнице. Помню, как половина города маячила около моей кровати. Мама с папой постарели лет на сто, но первое, что я спросил: «Я спас ей жизнь?». И когда они сказали, что с Дейзи все в порядке… моя грудь чуть не разорвалась. Тогда я подумал, что я супермен, или, может быть, железный человек. Понятия не имею, кем из супергероев мне хотелось быть. Но я точно знал… Я хочу возвращаться туда, откуда все бегут, чтобы спасти чью-то жизнь.

Повисает тишина, нарушаемая лишь шмыганьем носа Лили. Я заметил, моя городская девушка очень ранима. Она часто это скрывает, но ее может растрогать любая мелочь. Вчера Лили изо всех сил сдерживала слезы, когда моя мама принесла нам огромный яблочный пирог и сказала мне, что это для ее девочки, и чтобы я даже не смел притрагиваться к выпечке.

– Твой шрам… достался тебе в тот день? – тихо говорит Лили. – Я никогда не спрашивала, но мне всегда было интересно на каком из своих супергеройских заданий ты его получил.

– Да. Он выглядел отвратительно, но папа сказал, что я стал настоящим мужчиной. – Я усмехаюсь. И совершенно неважно, что в подростковые годы все с ужасом пялились на мой глаз.

– Ради всего святого, эта женщина тебя не заслуживала. Она не заслуживает смотреть на тебя с твоего компьютера. – Лили сжимает кулаки.

Кстати об этом…

– Мне жаль. – Я наклоняюсь и целую Лили в висок. – Это сложно и возможно ты не поймешь, но… это что-то типа привычки. Вредной, но той, которую ты даже не замечаешь, потому что настолько переболел это, что тебе просто все равно. Когда мы с Дейзи расстались, я очень долго носил кепку, которую она мне подарила. Думаю, поначалу я ее не снимал, потому что мне была дорога эта вещь. Но потом, спустя много лет, эта чертова вещь просто приросла к моей голове. Когда я ее потерял, то подумал о Дейзи лишь на секунду. Первой моей мыслью было: моей голове теперь некомфортно. Я человек привычек. Черт, я годами покупаю одни и те же вещи. Всю жизнь живу в одном месте и езжу одной и той же дорогой. – Боже, я чувствую себя просто отвратительно из-за того, что заставил Лили усомниться во мне. Сейчас мои оправдания звучат до ужаса глупо. Но я понятия не имею, что сказать. – Я облажался. – Вот. Эти слова звучат намного лучше.

Лили фыркает, сворачивается калачиком и удобнее устраивается на моих коленях.

– Очень сильно облажался, капитан.

– Простишь меня?

– Приготовишь мне ту запеченную картошку с беконом, которую мы ели позавчера? Весь день о ней думаю.

Я трясусь от смеха.

– У меня есть выбор?

– Конечно же нет. Я спросила ради приличия.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб. Задерживаюсь на пару мгновений и вдыхаю аромат бабл-гама. Я стал зависим от этого запаха, который раньше не переносил.

 Может быть, если дверь в мое сердце слегка приоткрыта, то она приоткроет свою?

– Откуда твои шрамы, Лили?

Все это время я был терпелив. Не задавал вопросов. Старался не обращать на них внимание. Но по вечерам, когда она крепко спит у меня на груди, а мои руки блуждают по ее спине, я перебираю в уме все возможные варианты. И каждый раз молю бога, чтобы это был просто несчастный случай. Случайность. А не то, что кто-то намеренно причинил ей боль. От одной такой мысли, моя кровь превращается в лаву.

Лили задерживает дыхание, а потом тихо выдыхает и, прикрыв веки, говорит:

– Дети бывают жестоким. Дети, которые растут в ненормальных условиях и постоянно хотят есть, становятся дикими. Дети, которые лишены любви, превращаются в чудовищ.

Я массирую кожу ее головы, чтобы она могла расслабиться, хотя сам готов взорваться. Значит это не было случайностью. Значит кто-то сделал это с ней.

– Это ожоги. Кто сделал это с тобой? – я проглатываю ком в горле. – Сколько их было?

Она подвергалась травле? Насилию? Как долго? Эта женщина сияет, как падающая звезда. Ее улыбка может осветить весь чертов Флэйминг. Она излучает столько счастья, что вся моя семья ходит с сердечками в глазах. В том числе и я. Как Лили смогла сохранить в себе такую доброту и чертову постоянную радугу над головой, а я развалился на части из-за разбитого сердца? Это кажется глупым. По сравнению с ней я выгляжу полнейшим дураком и слабаком.

– Когда это случилось, я уже занималась бальными танцами. Так как у меня, можно сказать, был спонсор, то мне дарили косметику, форму и другие вещи для занятий и соревнований. «Тебе повезло», – насмехались многие дети в приюте. Они не замечали моих травм и то, что я тренировалась день и ночь. Не видели, как рыдала, когда распутывала тугие пучки под тонной лака для волос. Не обращали внимания на мою ужасную кожу, которая покрывалась аллергией из-за кучи