На золотом крыльце 2 - Евгений Адгурович Капба
— Кла-а-адбищу? — настало время мне на него таращиться. — Послушайте, я и по городу-то никогда не водил еще, а вы — Роща, кладбище…
— Около блокпоста пересядешь. И вот еще что: переодеться надо бы, опричников в сервитутах не очень любят, так что черную форму и песью голову с метлой лучше не светить. Я тебе захватил кое-что…
Мне это показалось обидным. Вообще-то опричники — авангард Государя, щит и меч России, защита рода людского, самые преданные и самоотверженные! В конце концов, мы девять человек похоронили! С тварями сражались! Ну да, зайчиков среди опричников не водится — все они люди матёрые, но…
И тут я себя одернул. Вот оно как интересно получилось! Это что же — я про «мы» думаю? То есть, подсознательно себя причисляю к гарнизону Бельдягино? Это и десяти дней не прошло? Интере-е-есно! Ну да, вместе ели, вместе дрались… Но все-таки — я ж не опричник! Я сам по себе. Наверное.
* * *
Мы переоделись, остановив броневик на обочине в прямой видимости блокпоста «Анненки», над которым реял флаг Калужского сервитута — голубой, с белой волнистой широкой полосой посередине.
Черную опричную форму мы отправили под сидения, ей на смену надели новенькую земскую «оливу» элитных частей. Учитывая наш броневик допотопной модели — все вполне укладывалось в легенду, которая была крепко замешана на полуправде. Мы — солдатики одного из подразделений второй линии, которых сослуживцы отправили сбыть добычу в сервитут. Нормальная схема, в земских частях на нее смотрели сквозь пальцы: снабжение и денежное довольствие там было куда более скромным, чем в опричнине.
— Будем проезжать блокпост — постарайся не отсвечивать, — предупредил Оболенский, садясь за руль. — У нас с ними договорняк, но если ты будешь светиться в эфире, как рождественская ёлка — это зафиксируют приборы. А! Кстати, мне ваши ребята сказали, что тебе вроде как одежка лишней не будет… «Олива» — подарок на день рождения. От поручика и от меня.
— Ого! — обрадовался я. — Спасибо, господин корнет!
Нет, определенно — с гардеробом ситуация наладилась стремительно!
— Да какой «господин», Миха? — отмахнулся Оболенский. — Пока не в гарнизоне — давай, просто Егор? Я всего-то на два года тебя старше! И на «ты», будь любезен. В конце концов — мы оба дворяне, оба — маги, и мне плевать на остальное.
— Нет проблем, Егор, — с некоторым внутренним усилием проговорил я.
Все-таки между личным дворянством и потомственной аристократией имелась большая разница. Например, у Оболенских — имение под Калугой на три тысячи душ разного населения и семнадцать квадратных километров площади. Понятно — не Демидовы и не Вяземские, но… Тоже — юридика!
Однако, если хочет — пусть будет на «ты». Мне не сложно.
Блокпост представлял собой сооружение из бетонных, металлических и деревянных зачарованных элементов. Острые колья из арматуры усеивали пространство перед укреплениями. То ли шутник, то ли мрачный эстет тут и там понадевал на стальные острия бошки убитых хтонических тварей. Выглядело такое украшение устрашающе, но, конечно, испугать могло разве что женщин и детей: монстрам на такие штучки было наплевать. Да еще и воняло.
— Стоп-машина-ять! — сказал снага с автоматом неизвестной конструкции в руке, выходя из-за блокпоста. — Предъявите документики-врот! Калужская муниципальная полиция!
Он на кого угодно походил, только не на доблестного стража порядка! Но корнет отреагировал спокойно, видимо — разглядев на груди орка блестящий значок. Такие вроде как нельзя подделать или украсть — они всегда завязаны на личность полицейского.
— Привет, Заварка! — махнул рукой Оболенский. — Мы как обычно — к Нафане, на Пятницкое.
— А-ска, Егорушка-нах! — обрадовался орк. — Вы, главное, про Фонд-х помощи семьям ветеранов полиции-ять не забывайте, благотворительность, ять, это дело всех и каждого-врот!
Оказывается, эти двое были знакомы!
— Рука дающего не оскудеет! — заверил опричник снага-полицейского. — Давай, пропускай.
И нас пропустили. Я пялился на других служивых орков с сильным удивлением. И Корнет, выруливая на трассу, пояснил:
— Это сервитут, тут и не такое бывает. В Калуге у муниципалитета такая политика: орки служат в эльфийском Бору, галадрим — на Лампочке, кхазады с Лампочки — в центре, на Гантеле, где живут в основном люди, а люди, соответственно — в Бушме и вообще везде. Разделяй и властвуй, короче. Гоблины с Красного Городка, правда, нигде не служат, но гоблин и служба — это в принципе что-то несовместимое. Ну, посмотришь, как тут всё устроено, поймешь. Сервитуты — это тоже своего рода тутто пер тутти, здесь каждой твари по паре.
И я смотрел.
В Бору рассмотреть особенно ничего было нельзя — галадрим народ скрытный, а лес там — темный, да и живая изгородь по периметру. Разве что КПП на въезде впечатлили: эдакие резные терема с крышей из дерна, на которой цветочки растут! И стражники — эльфы со снайперскими винтовками, а вместо сторожевых собачек — медведи с шипастыми ошейниками. Обычные приличные мишки, не хтонические. И у галадримов взгляд из-под зеленых балаклав ни разу не добрый… Вот тебе и младовегетарианцы-пацифисты.
На выезде из Бора мы миновали гигантскую скульптуру Константина Циолковского — великого звездного мага, основателя космической программы Государства Российского. Волшебник и ученый крепко стоял на бронзовых ногах, задумчиво глядя куда-то в сторону Черной Угры, и непонятно было — одобряет он нынешнее положение вещей или осуждает.
— Во-о-он там его дом-музей, — ткнул пальцем куда-то влево Оболенский. — Между многоэтажек практически не видно.
Когда мы ехали по проспекту имени князей Гагариных, я во все глаза смотрел на происходящую вокруг дичь. По проезжей части перемещались транспортные средства всех конфигураций: от гужевого транспорта до шагоходов и авто на магических кристаллах. На тротуарах и у дверей бесконечных кафешек, мастерских, магазинчиков и других заведений бродили, сидели, общались, перекусывали и дрались самые невероятные типажи: хвостатые зверолюди, сверкающие хромом и неоном аугментированных частей тела киборги, зеленые быдловатые снага и серые носатые суетливые гоблины, бородатые деловитые кхазады, изящные эльфы, роботы-доставщики, чьи-то домашние элементали и полупрозрачные голограммы. В уши шибала жуткая какофония звуков — музыка и реклама грохотали из десятков и сотен динамиков.
А над проспектом медленно проплывал белый дирижабль с огромным билбордом на борту. «Хьянда Инвиньятаре — клиника, которая причиняет радость!» — значилось на нем. Под надписью с рекламного плаката жизнерадостно улыбался
