На золотом крыльце 2 - Евгений Адгурович Капба
В тылу грохотала канонада и слышались выстрелы: вторая линия сражалась с прорвавшимися мимо нас чудищами, но судя по спокойствию оставшихся с нами в Бельдягино старших товарищей — волноваться за земские войска не приходилось. Там тоже не даром ели свой хлеб и офицеры, и солдаты. Может и не было среди них магов, а вот мужественных людей и хороших стрелков — множество. И смертоубийственной техники тоже водилось достаточно.
Когда мы закончили с расчлененкой, и все сердца были упакованы, вахмистр Плесовских выкатил из подземного гаража бульдозер и сгреб все хтоническое мясо за ворота, и там тоже оттолкал ковшом подальше.
— Когда инцидент закончится — сожжем, — прогудел он. Из-за резиновой маски на лице вахмистра прозвучало это гнусаво. — А теперь — все марш наверх, на третий этаж! Вернутся наши — воздушники помещения провентилируют, будем спать.
В тот вечер я узнал, что такое есть чистое и незамутненное счастье! Счастье — это спать на разложенных на полу матрацах прямо в одежде. Но без противогаза. А еще счастье — это услышать голос поручика Голицына с утра:
— Па-а-а-адъем, Титов! — он стоял прямо надо мной и его глаза смеялись. — С днем рожденья, юнкер. В качестве подарка поедешь в Калугу с Оболенским — сердца сдавать.
Мне исполнилось восемнадцать. Я теперь — взрослый.
* * *
Глава 13
Калуга
— Со духи праведных скончавшихся души чад Твоих, Боже, упокой, сохраняй их во блаженной жизни… — распевный бас повара Юрайдова, который внезапно оказался гарнизонным капелланом, плыл над форпостом Бельдягино вместе с клубами ароматного ладанного дыма.
Я подозревал повара в склонности к мистицизму, но вот чтоб так напрямую — ни за что бы не поверил. Облик Юрайдова сейчас был живописен и грозен: вышитая золотой парчой епитрахиль и такие же наручи, поверх черной тактической формы, залитой кровью, кадило в руке, автомат Татаринова на плече, и этот бас, заполняющий собой весь воздух на сотню метров окрест. Наверное, так и должен выглядеть настоящий опричный боевой поп?
— Во блаженном успении вечный покой подай, Господи, усопшим чадам Твоим, и сотвори им вечную память! — отец Александр Юрайдов по кругу обошел гробы с погибшими воинами, клубы дыма окутали военное кладбище у стен форпоста.
Вместе со всеми я затянул «Вечную память». Я, конечно, не знал этих опричников лично, но они были настоящими мужчинами и настоящими воинами. Их было жалко, в конце концов — могли бы жить и жить… Однако — погибли геройски, прикрывая собой мирные города. Опричные, земские, удельные или сервитутные — никто тут не думал об этом, когда воевал с тварями.
— Ты че — верующий, рхишк? — ткнул меня в бок урук Аста.
Они тут топтались у нас за спинами вчетвером, им было любопытно на Юрайдова с кадилом посмотреть.
— Знающий, — сказал я. — Мне доподлинно известно, что со смертью жизнь не заканчивается, что наш мир — не один, и что все не просто так, а гораздо сложнее.
— Гарн! А откуда сведения? — не отставал урук.
— От Руслана Королева, — с каменным лицом сказал я. — Я ему доверяю. Он правильный мужик.
— Познакомишь? — не унимался орк. — Мне просто дико интересно, я все думаю — а че будет, когда сдохнешь? Но ждать, пока сдохну — долго, а знать хочу сейчас!
— Нет, пожалуй, познакомить не получится, — с уруками нужно было быть очень терпеливым, они умели знатно выбешивать, просто парой фраз. — Я не знаю, где его сейчас искать.
И собрался уже было подойти поклониться погибшим ребятам, отдать последние почести, как и все — по очереди, но урук дернул меня за рукав:
— Щули, щули, рхишк! Ты в Калугу едешь?
— Ну да, после панихиды сразу, — мне уже было неловко.
— Заскочи на Бушму, у меня там сестра — Хорса ее зовут, сразу узнаешь, она ордынская, у нее фургон. Передай от меня кое-что, ага? — и он сунул мне в ладонь подвеску с клыком хтонического медведя.
Похоже — сделал буквально утром, на коленке. Но выглядело стильно и брутально, ничего не скажешь: кожаный гайтан, отполированный клык — этакий дикий минимализм. Любит сестру, надо же!
— И мясца, лосиного, пряного посола, тоже ей передашь… — засуетился он. — Ща-а-а-ас, где это оно у меня, а-а-а бубхош багронк, где я положил… Подожди! — он скинул со спины кожаный мешок и влез в него чуть ли не по пояс, бормоча изнутри: — Гимбатул… Гимбатул, а-а-а, ять, где это морготово мясо?
Я уже видел, что повар-священник косится на нас неодобрительно, да и опричники явно начинают тихо ненавидеть урука, но Аста вовремя вылез наружу со свертком.
— Только не говори, Аста, что это мясо ЭТИХ лосей! — пробормотал я, осененный страшной догадкой.
— Я что — дурак, что ли? — ухмыльнулся урук. — Хотя-а-а-а… Надо пацанам идею подкинуть, может, замутим вечером шашлычок, я тебе оставлю, если что…
— Не надо мне оставлять, — тошнота подступила к горлу. — Значит, Калужский сервитут, район Бушма, искать Хорсу, твою сестру на ордынском фургоне, так?
— Так. Она, кстати, тебя шаурмой угостит, а еще — постричь может. Тебя надо постричь! — он вцепился мне пятерней в волосы со всей урукской непосредственностью. — Оброс, как псина!
— На свою гриву посмотри! — возмутился я. — Во все стороны торчит! Что за двойные стандарты?
Мы едва прямо тут драться не начали, но были прерваны вмешательством командования:
— А ну-ка, тихо! — шикнул подкравшийся поручик Голицын, и мы вместе с Астой аж присели.
Все-таки настоящий командир — он внушает. Даже орка проняло! Но вообще — да, мне было, если честно, стыдно. Ужасное неуважение к павшим товарищам. Ладно урук, им вообще на всё пофиг, они, говорят, своих
