Невинная для Севера - Дина Данич
Он еще и похлопывает меня по плечу, как типа старший мудрый товарищ. Кроет от желания заломить его руку да так, чтоб захрипел от боли. Но я торможу себя, напоминая, что это Марк. Все еще тот самый Марк.
— Ты меня с кем-то путаешь, — отстраняюсь, давая понять, что границу лучше не пересекать.
— Отпусти прошлое, — напоследок советует Кораблев и наконец-то сваливает, прикрывая за собой дверь.
Алина сонно ворочается, и я, даже не отдавая себя в этом отчета, оказываюсь сидящим рядом на ее постели.
Почему она промолчала? Почему ни слова не возразила? Может, Марк прав, и я облажался?
Сложно удержаться — да я и не пытаюсь, прикасаюсь кончиками пальцев к ее щеке, убирая волосы.
Алина сонно бормочет что-то, проворачивается, а затем открывает глаза.
В ее взгляде появляется смятение, а следом настороженность и страх.
— Тише, — упреждаю ее панику. — Не бойся. Я не обижу.
Она не очень верит, то ли еще не проснулась, то ли в принципе не доверяет.
— Почему ты не сказала, что против? — этот вопрос не дает мне покоя.
— Не могла, — шепчет так тихо, что я уже сомневаюсь — а не чудятся ли мне ее слова? — Не получалось. Не слушалось тело.
Чувствую, как ее начинает трясти, и даж ен раздумываю — ложусь рядом, прижимаю к себе, чтобы обнять.
— Кто тебя отправил в баню?
— Лена. Сказала, надо отнести еду и…
Дрожь становится сильнее, и я шлю на хер все попытки выяснить правду. После разберусь. И все, кто виноват, ответят.
— Тшш… Все позади.
Я оказываюсь не готов к тому, что Алина прижмется ближе и доверчиво расслабляется в моих руках.
Ее близость лишает остатков здравомыслия. Столько времени я пытался выдрать ее образ из мыслей, но похоже это бесполезно.
И конкретно здесь и сейчас мне не хочется больше пытаться.
Черт знает, что в ней такого, но меня от нее кроет так, будто я обдолбанный наркоман, которому нужна доза.
И я ее беру. Жадно вдыхаю ее запах, провожу пальцами вдоль спины.
Каждое приключение заканчивается нашим контактом так или иначе. Так может это та самая гребаная судьба, про которую так часто толкуют?
— Я пыталась, — вдруг говорит она. — Правда! Но тело не слушалось… Я будто не могла, понимаешь?
Ее прорывает, и тихие горькие слезы вынуждают меня чувствовать себя мерзавцем. Точнее испытать чувство вины за это.
Я не белый пушистый заяц. Мои руки по локоть в крови — иначе в моем мире не выжить. Но пожалуй, впервые за очень долгое время я испытываю это оглушительное чувство.
Я виноват. Пиздец облажался. Марк прав — стоило быть внимательнее. Но в момент, когда увидел ее среди чужих мужиков, меня вырубило.
Зверь внутри сорвал цепи и натворил дел.
— Я не хотела с ними… не хотела… — снова и снова повторяет Алина. — Не хотела…
— Верю, — шепчу в ответ, но она не слышит. Скорее всего, Марк прав — у девчонки шок. Возможно, ее нервная система и правда просто кувыркнулась. А может, Лена, сучка такая, что-то и подлила ей еще. Не удивлюсь. И ведь давно стоило бы выгнать мелкую дрянь, но она давила на жалость, убеждая, что больше никаких проблем не доставит.
— Тише, Алина, — успокаиваю девушку, но та словно не слышит меня. — Ну, все-все, девочка. Здесь только я. Ни один из них не тронет. Только я с тобой. Со мной будешь. Будешь ведь?
Я вообще в бабских истериках не спец. И успокаивать не особо умею. Поэтому делаю то, что приходит в голову, чтобы остановить набирающую оборот истерию. Подминаю под себя и целую.
Алина испуганно замирает. Не сопротивляется — только смотрит на меня огромными глазами и… позволяет.
Впервые позволяет мне все, что я хочу. Податливая, тихая. Хочется, конечно, сильнее и глубже. Хочется вытрахать ее рот. Но сдерживаю порыв, боясь напугать.
Однако когда она робко отвечает мне. Когда ее ладошки ложатся мне на грудь, меня точно током шарашит по двести двадцать.
Кайф.
Алина сдавленно стонет, все еще зажатая, напуганная, но в то же время льнущая ко мне в поиске защиты и безопасности.
Это нормально. Так задумано природой — самка ищет сильного самца. Здесь нет ничего предосудительного.
Странно другое, что вот эта ее доверчивость и открытость, ее искренность — все это вызывает во мне то, что казалось бы похоронено навсегда.
Вместе с Кристиной и нашим сыном.
Торможу, ошарашенно глядя на Алину.
Впервые за долгое время я могу хотя бы мысленно произнести ее имя.
— У меня правда никого не было, — тихо шепчет Алина. Она не понимает, почему я ничего не делаю. Почему выжидаю.
А у меня в груди словно разжались тиски, которые все это время были где-то за грудиной.
Вдыхаю, и дурею от того, насколько легче становится. Ловля взгляд Алины и, подавшись порыву, целую.
Первый? Плевать. Пусть так. Даже лучше. Если она сможет излечить то, что так тянет за ребрами — я готов.
— Подож…ди… — едва разбираю тихий шепот. — Я не…
— Что? — ошалело смотрю на нее, уже прикидывая, как раздену ее, как возьму и… — Не хочешь?
Стоит представить, как мне придется тормознуть, как яйца аж поджимаются. Все сводит от желания. Но одновременно с этим ловлю себя на том, что если Алина сейчас скажет “нет”, я это сделаю.
Отпущу ее.
Не трону.
Как гребаный рыцарь останусь возле прекрасной дамы, чтобы..
Или нет. Свалю подальше от соблазна поддаться моменту.
— Мне страшно, — смущенно говорит она. — И… Я боюсь боли.
С трудом разбираю ее слова.
Маленькая. Хрупкая. Искренняя.
Рядом с ней что-то во мне отогревается. Будто лед начинает таять.
Мягко целую ее губы. Алина доверчиво подставляет их, не сопротивляется, позволяет целовать глубже, даже пытается ответить, но опыта у нее явно особо нет.
И казалось бы это должно раздражать. Но вместо этого наоборот вставляет так, что я едва держусь.
Раздеть ее — не проблема. Будь кто другой, я бы не церемонился. Но эту бедовую девочку хочется нежить.
Хотя где я и где нежность?
Кораблев бы знатно поржал.
Алина,
