Настоящий Дракула - Раду Р. Флореску
Для поклонников вампирских историй Дракула остается демоном, который является из мрака, чтобы навести на нас ужас и в глухой ночной час испить нашей крови. Для немногих других он утонченный аристократ, граф из затерянной где-то в Восточной Европе Трансильвании, одержимый желанием покорить Англию, а потом и весь мир. Зато для патриота Румынии он — вечный и неувядаемый герой нации, готовый, перефразируя строки Эминеску, в час суровых испытаний восстать из могилы и защитить свое отечество. Именно неувядаемость, она же — бессмертие, и есть то неотъемлемое общее качество, что объединяет эти два исключительные образа — героя и антигероя, графа Дракулу и господаря Влада Цепеша.
Брэм Стокер проникся немецкими нарративами XV в. и лишь добавил последние штрихи к самой непреходящей, самой живучей из всех страшных сказок о вампирах, какие только знает наш мир. В этом смысле граф-вампир, безусловно, бессмертен и под разными личинами обречен вечно оживлять собой серебристые полотна кино- и телеэкранов.
Отдадим дань полного признания этому навеянному немецкими инсинуациями детищу Стокера и, положа руку на сердце, честно скажем, что, не будь этих вампирских штучек, Влад Дракула как реальная историческая личность так и мыкался бы чахлой тенью по темным обочинам истории. А прощальный авторский комплимент нашему герою проще всего выразить словами, что, не надели его Стокер вампирическими свойствами, наша книга никогда бы не увидела свет.
С другой стороны, глядя на исторические реалии, в которых жил и действовал этот героический человек, мы столь же бессильны изгнать из своего воображения портрет Дракулы, каким его рисует коллективное сознание румынского народа и какой переживает дни великого почета, начавшиеся с празднования 500-летней годовщины со дня его смерти. Естественно, Румыния далеко не единственной отметилась в деле мифологизации несколько неоднозначных исторических деятелей, выуженных из анналов национального прошлого. Каждой стране нужны национальные герои масштабов Фридриха Барбароссы или святой заступницы Франции Жанны д’Арк. В нашем случае могучий образ национального героя Влада Цепеша побуждает каждого школьного учителя в Румынии оправдывать его злодеяния и превозносить/идеализировать его поступки — не только для того, чтобы его подопечные успешно сдали экзамены, но и по той причине, что всякий народ, над которым нависает угроза иностранного господства, может выжить и сохраниться, только если черпает опору в могуществе своих мифологических героев. Нельзя сказать, что в идеализации национальных символов есть что-то неправильное, особенно когда речь идет о странах, которые не могут позволить себе роскошь исторической беспристрастности перед лицом все еще сохраняющейся угрозы исчезновения.
Так что оба портрета Влада Дракулы, злодея и героя, такие разные и по-своему беспримерные, в равной степени заслуживают упоминания и признания и в этом смысле оба реальны. Тем не менее эти два лица Дракулы осложнили и без того непростую проблему, которая встает тяжелым препятствием на пути историка, желающего доискаться исторической правды. Но кто, как не историк, обязан попытаться увязать и примирить разнообразные лики Дракулы, которые во множестве нарисовали его современники и летописцы?
Вынуждены честно признать, что источники для составления подробной биографии Дракулы прискорбно малочисленны. Материалов для обстоятельных биографий ряда его видных современников, в том числе французского короля Карла VII, миланского герцога Лодовико Сфорца, императора Фридриха III и даже Матьяша Корвина, предостаточно. Однако в Восточной Европе и России дела с документированием исторических событий складывались далеко не лучшим образом из-за массированного уничтожения исторических записей и отсутствия придворных историографов. Мы очень мало знаем о личной жизни Влада, об отношениях в его семье, о его невенчанных женах и законной супруге, как и о внутренней жизни его двора. И тем сложнее задача историка. Чтобы компенсировать скудность исторических первоисточников, мы вынужденно обращались к докладам иностранных дипломатов, к личным рассказам, к фольклору, портретному анализу, нумизматике, к археологическим и генеалогическим изысканиям.
Конечно, привлекательнее всего в этом плане были исторические анекдоты (байки) современников о Дракуле, давшие нам значительную порцию материалов, на которых мы составили портрет исторического Влада. Вопреки предложениям некоторых, их нельзя сбрасывать со счетов как чистые выдумки по целому ряду причин: они прочно основаны на свидетельствах очевидцев, чьи личности идентифицируемы; они выдают детальное знание географической местности, где происходит действие, а также местные названия и особенности; они точны в части указания имен и дат. Иными словами, анекдоты о Дракуле обладают всеми атрибутами фактологического документа, хотя и зачастую склонны к искажениям. Следует подчеркнуть также, что каждый повествователь приводит подробности только того сюжета, с которым ближе всего знаком: так, Бехайм сосредоточивает свое повествование на злодеяниях Дракулы в Трансильвании, поскольку этот край хорошо знаком его информанту брату Якобу. Русский посол Курицын рассказывает о днях Дракулы в венгерском изгнании и о его семье, членов которой знал лично. В отличие от них, турецкие хронисты, как и византийские историки, все внимание уделяют военному походу Дракулы, о котором знали по личному опыту или были наслышаны.
В действительности свод документов, касающихся военного похода Дракулы против Мехмеда в 1462 г., ввиду обилия свидетельств очевидцев с обеих сторон представляет собой едва ли не самый исчерпывающий источник для изучения происходившей в XV в. крупной военной кампании. При всем различии мнений, высказываемых относительно тех или иных сторон жизни Дракулы, в изложении событий у повествователей, официальных придворных историографов и дипломатов наблюдается поразительное совпадение по части фактов и тематик. Это единодушие выражено в документах на многих языках (итальянском, латинском, русском, немецком и т. д.), и оно вряд ли могло быть результатом некоего хитроумного заговора, на который его норовят списать любители исторических конспирологий. Наиболее убедителен тот факт, что устные народные предания румын, несмотря на все попытки придать преступлениям Дракулы рациональные мотивы, в значительной степени совпадают с нарративами других народов — немецкими, греческими, турецкими, славянскими и даже южно-балканскими, — тоже сочиненными во времена, когда некоторые из балканских языков еще не имели письменности. Хотя при отсутствии других документов к фольклору следует относиться с известной предосторожностью, он остается законным инструментом изучения, особенно когда дело касается событий, происходивших на протяжении почти двух сотен лет до того, как письменно зафиксированные
