История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон
Король возразил, указав на опасность, которой подвергнут себя эти люди, но когда Крисп ответил, что они сами желают получить такую доверенность, а без нее действовать не станут, в конце концов согласился и поручил Криспу составить текст доверенности, внести в нее нужные имена и отправить ее в Лондон, посвятив в это дело только тех, кого он, Крисп, сам найдет нужным (отчего вся эта история и осталась неизвестной министрам Его Величества).
Между тем в Оксфорд, с разрешения Парламента, прибыла по своим делам леди Обиньи. Она-то, по просьбе короля, и привезла на обратном пути в Лондон означенную доверенность, спрятанную в шкатулке. Каким образом доверенность была затем обнаружена, мне не известно, ибо хотя м-р Уоллер был вхож к леди Обиньи, считавшей его человеком, всецело преданным королю, однако сообщить ему о содержимом шкатулки она не могла, ибо сама об этот ничего не знала.
Около этого времени слуга м-ра Томкинса, не раз слышавший обрывки разговоров своего господина с м-ром Уоллером, решил узнать больше, для чего спрятался за занавеской во время очередной их беседы - а затем поспешил к м-ру Пиму и рассказал ему все, что смог услышать, а может быть, и сочинить. И вот, в среду 31 мая, в день торжественного поста, когда Палаты, по своему обыкновению, слушали проповедь в церкви св. Маргариты, Пиму вдруг принесли какую-то записку, после чего он, вместе с ближайшими сподвижниками, не дождавшись конца службы, спешно покинул церковь. Когда же встревоженные Палаты вновь собрались после проповеди, им было объявлено, что перехвачены письма к королю, открывшие план заговора, цель коего - предать Сити и Парламент в руки кавалеров; и что замысел этот должен быть приведен в исполнение в самое ближайшее время. Палаты немедленно учредили следственную комиссию, которая в ту же ночь арестовала м-ра Уоллера и м-ра Томкинса, а на другой день еще нескольких человек.
Потеряв голову от страха, Уоллер рассказал все, что слышал и видел, не утаив ни единого имени; он сообщил даже то, что говорили ему раздраженные действиями Парламента знатные дамы, каким образом поддерживали они сношения с королевскими министрами в Оксфорде и получали оттуда сведения. Он также донес комиссии, что граф Портленд и лорд Конви участвовали в беседах с недовольными гражданами Сити и давали им советы и указания; а граф Нортумберленд желал успеха любому предприятию, которое могло бы положить конец неистовству Палат и приблизить мир с королем.
К этому времени в руках у членов комиссии уже находилась королевская доверенность, и теперь они решили смешать не связанные между собой события, представив их публике как единую конспирацию. Скрыв многое из полученных на допросах показаний (и, в частности, ни словом не обмолвившись о лордах и иных особах, не подвергшихся аресту), комиссия объявила, что настоящий заговор восходит к последней петиции о мире, поданной на Рождество; что заговорщики намеревались погубить всех своих противников; что они имели связи в обеих армиях, в Парламенте и при дворе, а сношения с королевскими министрами и с государственным секретарем лордом Фолклендом поддерживали главным образом через м-ра Уоллера и м-ра Томкинса; что король одобрил их замыслы, а свои инструкции заговорщикам направлял (под предлогом продолжения переговоров) через доверенных лиц, одним из которых и был м-р Александр Гемпден, доставивший последнее послание Его Величества; что через леди Обиньи они получили из Оксфорда полномочие вооруженной рукой истребить Парламент и его сторонников как изменников и мятежников; что совсем недавно через королевского слугу, некоего Хессела, они дали знать лорду Фолкленду о своей готовности привести план заговора в исполнение и получили приказ сделать это как можно скорее.
Замысел же их, утверждала комиссия, заключался в том, чтобы захватить детей короля, арестовать виднейших членов обеих Палат, лорд-мэра и командиров милиции, овладеть внешними укреплениями, арсеналами, мостами,Тауэром, воротами, впустить армию короля и уничтожить всех, кто окажет ей сопротивление именем Парламента; опираясь на вооруженную силу, отказаться от уплаты всех налогов, взимаемых Парламентом на содержание армии, и с помощью королевских войск совершенно запугать и подчинить своей воле Парламент.
Потрясенные этими известиями, Палаты тотчас же согласились назначить день благодарственного молебна Господу за чудесное спасение - дабы никто не посмел усомниться в том, что сие чудесное спасение имело место, а заговор существовал в действительности, а не был чьей-то хитрой выдумкой. Затем было объявлено, что поскольку в только что раскрытом страшном заговоре оказались замешаны, как можно предположить, многие лорды и коммонеры,то ныне, чтобы очистить себя от подозрений, все члены Парламента должны торжественно заявить о своей непричастности к заговору и дать обязательство всячески противиться подобным замыслам в будущем. Люди умеренных взглядов, неизменно поддерживавшие предложения в пользу мира, не осмелились возражать, опасаясь, что их сочтут участниками заговора, ведь большинство из них в откровенных беседах с Уоллером успели наговорить множество таких вещей, которые теперь могли быть истолкованы в самом невыгодном свете. Так 6 июня 1643 года появились «Священная клятва и Ковенант, принятые лордами и общинами в Парламенте по раскрытии коварного и ужасного заговора, имевшего целью погубить Парламент и королевство», где было сказано, что «поскольку в королевстве существует папистский заговор с целью уничтожить протестантскую реформированную религию (для чего была набрана папистская армия, действующая ныне в разных частях королевства); и ввиду недавнего разоблачения, по великой милости Божией, страшного заговора некоторых лиц, намеревавшихся соединиться с армией короля и захватить Лондон - все честные люди, любящие свою страну, должны связать себя узами Священной клятвы и Ковенанта:
69. Я, имярек, смиряясь и благоговея перед Божьим величеством, с сокрушением сердечным признаю собственные грехи, а также грехи нации, навлекшие на нее великие бедствия и кары; я обещаю не давать согласия на прекращение вооруженной борьбы, доколе паписты, ведущие открытую войну против Парламента, не понесут справедливого наказания; и клянусь всеми силами поддерживать войска, выставленные обеими Палатами Парламента против королевской армии, набранной без согласия Палат».
Таким образом, этот Ковенант означал прямое и недвусмысленное объявление войны Его Величеству и категорический отказ заключать мир до тех пор, пока король не окажется в полной власти Парламента. По настоянию Палат, поддержанных верным им духовенством, Ковенант был принят гражданами Сити и армией; всякий же, кто не желал его принимать, подвергался преследованиям как отъявленный малигнант.
Обеспечив себя на будущее от любых требований мира, мятежники приговорили к смертной казни м-ра Томкинса и его ближайшего единомышленника м-ра Чалонера, состоятельного и уважаемого