История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Палата пэров приняла это послание со всеми знаками уважения и любезно обошлась с посланником, но когда пэры предложили общинам совместно подготовить ответное обращение к королю, те распорядились арестовать и предать военному суду джентльмена, доставившего послание короля. При этом Нижняя палата сослалась на отданный ею во время оксфордских переговоров приказ, согласно которому всякий человек, явившийся из Оксфорда в Лондон без пропуска от графа Эссекса, подлежал наказанию как вражеский лазутчик - хотя лорды не утвердили этот приказ, король о нем не знал, а сами общины в то время без всяких формальностей отправляли своих гонцов к королю.

Лорды попытались было вмешаться, но безуспешно, а общины, полагая, что самая мысль о возможности мира есть величайшая помеха для продолжения войны, и желая истребить всякую надежду на примирение, стали действовать еще решительнее. Вместо ответа королю они обвинили в государственной измене королеву - «за помощь супругу оружием и боевыми припасами в его войне против Парламента» - а собрание богословов, согласия на созыв которого добивались от короля во время переговоров, созвали теперь собственным ордонансом.

За несколько месяцев до описанных выше событий принц Руперт задумал овладеть Бристолем с помощью видных его граждан, измученных тиранией Парламента; но прежде чем отряд принца подступил к городу,замысел сторонников короля был раскрыта многие именитые граждане арестованы по приказу бристольского коменданта Натаниэла Финнза (сына лорда Сэя), после чего военный суд приговорил к повешению Джорджа Бучера и олдермена Йоманса. Парламент таким образом желал показать всем и каждому, что путь к миру можно проложить единственно лишь мечом.

А сейчас речь пойдет об одном происшествии в Лондоне, которое нанесло роковой удар сторонникам мира, возбудило бешеную злобу против короля и помогло сплотиться его врагам, жаждавшим продолжения войны. Многое в этой истории остается неясным, я же попытаюсь изложить то, что узнал от других или вывел сам на основе разумных предположений.

Одним из членов Палаты общин был м-р Уоллер, человек богатый, остроумный и чрезвычайно красноречивый. Все видели в нем твердого приверженца монархии и церкви, и когда между Его Величеством и Парламентом произошел раскол, Уоллер, имевший связи в кругу особ, близких к королю, покинул Лондон. Но после поднятия штандарта в Ноттингеме он, с одобрения короля, возвратился в Парламент, где весьма резко и нелицеприятно отзывался о действиях мятежной партии, что снискало ему славу самого смелого защитника короны в обеих Палатах и побудило лордов и коммонеров, желавших спасти королевство от гибели, с полной откровенностью делиться с ним своими мыслями.

У Уоллера был зять, м-р Томкинс, служивший в совете королевы, человек способный и уважаемый. Пользуясь отличной репутацией в Сити, он много общался с людьми, недовольными мерами Парламента, и получал от них сведения о настроениях народа. В конце концов Уоллер и Томкинс пришли к мысли, что если бы удалось объединить усилия противников войны в Палатах и в Сити,то совместные их действия могли бы принудить Парламент к заключению мира на приемлемых для короля условиях и уберечь Англию от новых бедствий.

В это время из Ирландии вернулся лорд Конви; возмущенный действиями Парламента, он вошел в тесные сношения с Уоллером, а также близкими последнему графом Нортумберлендом и графом Портлендом. Рассуждая больше как солдат, Конви говорил своим единомышленникам, что им следует подробно изучить мнения жителей Лондона и окрестностей и составить точные списки приверженцев короля, его противников и людей безразличных - чтобы, в случае какой-нибудь крайности, иметь ясное представление о силе партий и уметь отличить друзей от врагов.

Я, впрочем, убежден, что весь их замысел сводился к следующему: объединить усилия благонамеренных граждан, побудить их к отказу от уплаты военных налогов и тем самым (а также совместными петициями в пользу мира) склонить Парламент к прекращению войны. Возможно, кое-кто и заводил речь о расположении арсеналов или о необходимости иметь особые опознавательные знаки - ведь они были вправе позаботиться о своей безопасности на тот случай, если мятежная партия, чего они действительно опасались, устроит резню сторонников короля, - но даже эти вещи скорее мимоходом упоминались в их беседах, нежели всерьез обсуждались. Думать же, что эти люди замышляли открыть ворота армии короля или собрать в Лондоне собственную армию, внезапно напасть на Парламент или захватить кого-либо из его членов, нет ни малейших оснований - а если бы таковые существовали,то парламентский комитет непременно о них сообщил бы после того, как м-р Уоллер выложил его членам на допросе все, что знал, слышал или придумал сам, и комитету не пришлось бы прибегать к натяжкам, искажениям и двусмысленным толкованиям или привязывать сказанное в Лондоне к сделанному в Оксфорде, в другое время и для других целей, дабы представить совершенно разные события в виде единого заговора.

Дело в том, что когда король обосновался в Оксфорде, к нему явились многие уважаемые лондонские граждане, подвергшиеся преследованиям со стороны Парламента; эти люди, в надежде на весеннее наступление королевской армии, высказывались порой в том смысле, что они могли бы на собственный счет набрать несколько полков пехоты и кавалерии, а затем соединиться со своими единомышленниками в Кенте. Один из них, сэр Николас Крсип, человек состоятельный и энергичный, поддерживал постоянную переписку со своими лондонскими друзьями. Переоценив силу сторонников короля в Лондоне и поспешно заключив, что все честные люди непременно окажутся также и людьми бесстрашными, он попросил Его Величество выдать ему скрепленную Большой государственной печатью доверенность - полномочие, равнозначное приказу о созыве ополчения