История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

настолько, что Парламент надолго утратил веру в свою конницу, и самая ее численность сильно уменьшилась. Ибо, хотя потери в бою были невелики, очень многие после него так и не вернулись в свои части и (что еще хуже), оправдывая собственное поведение, всюду наперебой рассказывали о невероятной отваге принца Руперта и прямо-таки неодолимой мощи королевской кавалерии. С этого времени членов Парламента стали посещать тревожные предчувствия, что завершить свое дело так же легко, как оно было начато, им едва ли удастся и что они не сумеют возвратить короля Парламенту одной лишь силой собственных постановлений. Но как бы слабо ни бился пульс у иных (а ведь многие из тех, кто шумел в Палатах громче всего, теперь уж точно не отказались бы от возможности вновь сделать свой выбор), с виду у них нисколько не поубавилось прыти — напротив, желая рассеять всякую мысль о том, что его можно склонить или принудить к переговорам, и стремясь показать, сколь далек он от малейших опасений на счет твердости и преданности народа, Парламент обратился к мерам еще более дерзким и решительным.

Во-первых, желая показать, как мало тревожат их возможный гнев союзников короля, а также собственные силы Его Величества, Палаты распорядились, чтобы братья-капуцины, которые, по условиям брачного договора, имели право свободного приема и пребывания при семействе королевы, а заботами и иждивением Ее Величества получили небольшое, но удобное жилище при ее собственной часовне в ее доме [Сомерсет-хаусе] на Стренде, где и обитали без малейшего беспокойства со времени ее бракосочетания, но теперь стали подвергаться унижениям и оскорблениям со стороны грубой черни, и чуть ли не в собственном доме королевы — были удалены оттуда и высланы во Францию; причем Палаты объявили, что если капуцинов «вновь обнаружат в Англии, то они будут преданы суду как изменники», и сделали это в присутствии французского посланника, который, впрочем, и далее не оставлял братьев своим попечением и покровительством.

Затем, чтобы дать королю понять, как мало страшат их его силы, Палаты направили своему главнокомандующему графу Эссексу инструкции, коих он давно ожидал. В них же, среди прочих вещей, касавшихся лучшего устройства армии, графу предписывалось «выступить с теми силами, какие он найдет нужным с собой взять, навстречу армии, собранной именем Его Величества против Парламента и королевства, и с целым войском или с частью его сражаться там и тогда, где и когда это могло бы, по его разумению, более всего споспешествовать замирению королевства и его безопасности. Ему также надлежит употребить всевозможные усилия, дабы, битвою или иным способом, вырвать особу Его Величества, а равно принца (Уэльского) и герцога Йорка, из рук отъявленных злодеев, рядом с ними ныне находящихся. Графу было указано изыскать благоприятную возможность, чтобы безопасным образом и с надлежащим почтением передать Его Величеству петицию обеих Палат Парламента; и если Его Величество соблаговолит по сем оставить войско, при котором ныне находится, и прибегнуть под защиту Парламента, то его светлость должен будет распустить войска Его Величества и позаботиться о том, чтобы безопасность Его Величества при его возвращении к Парламенту охранял достаточно сильный отряд. Графу также предписывалось объявить и довести до всеобщего сведения, что если любой из тех, кто, будучи обманут лживыми измышлениями, порочащими меры Парламента, содействовал королю в осуществлении этих опасных замыслов, в течение десяти дней по обнародовании в армии настоящей декларации добровольно возвратится к исполнению своего долга и, не совершив за это время ни единого враждебного деяния, присоединится к Парламенту, дабы отдать самого себя и свое состояние на защиту религии, особы Его Величества, вольностей и законов королевства, а также привилегий Парламента, как то уже сделали члены обеих Палат вместе с остальным королевством, то лорды и общины выкажут готовность встретить подобных лиц, по их раскаянии, так, что у тех будут все основания считать, что с ними обошлись милостиво и благосклонно; это снисхождение, однако, не означает возвращения в какую-либо из Палат Парламента тех его членов, которые были на время лишены права заседать в соответствующей Палате и еще не представили удовлетворительного объяснения своих поступков; оно не распространяется на особ, обвиненных в преступных деяниях или уже признанных делинквентами какой-либо из Палат Парламента, и равным образом не касается тех из приспешников особ, уже обвиненных Парламентом в измене, которые, сами занимая высокое положение, играли важные роли в этих изменнических действиях».

А чтобы перечисленные в этих пунктах изъятия (охватывавшие, несомненно, всех сторонников короля, а если не всех, то ведь Палаты и далее оставались судьями пределов собственной милости и снисхождения — единственного, что было обещано даже самым смиренным из тех, кто раскается) не склонили к раскаянию людей, прощать которых они не собирались ни при каких условиях, Палаты удостоили «особым изъятием графа Бристоля, графа Камберленда, графа Ньюкасла, графа Риверса, герцога Ричмонда, графа Карнарвона, лорда Ньюарка, первого секретаря Его Величества виконта Фолкленда, секретаря Его Величества м-ра Николаса, м-ра Эндимиона Портера и м-ра Эдуарда Гайда» — хотя ни единый из них не был обвинен в каком-либо правонарушении и лишь немногие были осуждены постановлениями Парламента, что не давало веских оснований считать их преступниками.

Здесь нужно будет поместить текст петиции, которую графу Эссексу велели безопасным образом и с надлежащим почтением представить Его Величеству — поместить потому, что петиция (о причине чего будет сказано далее) так и не была вручена, каковое обстоятельство, истолкованное как решительный отказ Его Величества вступать в мирные переговоры, было поставлено ему в вину впоследствии, когда мира возжелали сами Палаты. Составлена же была петиция в следующих выражениях:

«Мы, верные подданные Вашего Величества, лорды и общины в Парламенте, не можем без великой скорби и глубокого сострадания взирать на страшные несчастья, неминуемые опасности и губительные бедствия, которые грозно надвигаются, а отчасти уже обрушились на оба Ваших королевства, Англию и Ирландию, виною чему — действия партии, добившейся теперь влияния на Ваше Величество. Эти люди, посредством разного рода нечестивых козней и заговоров, вознамерились изменить истинную религию и старинный образ правления нашего королевства и привнести в церковь папистское идолопоклонство, а в государство — тиранию и смуту, для достижения каковых целей они с давних пор извращали советы Вашего Величества и злоупотребляли полученной от Вас властью, а, внезапно и беспричинно, распустив последний Парламент, воспрепятствовали исправлению и предотвращению этих зол. Ныне же, лишенные возможности противиться мерам настоящего Парламента прежними средствами, они изменнически тщатся его устрашить и привести к покорности силой и, осуществляя свои порочные замыслы, разожгли, а теперь поощряют и поддерживают чудовищный мятеж