Внутри - Катрин Корр
В темноте хорошо. Спокойно. И чувства голода здесь нет, и неприятных запахов, и страха. Тишина прекрасна и целительна.
— Ты мне очень нужна, Адель. Прошу тебя, вернись ко мне…
Насколько необъятна эта темнота? Есть ли у нее границы? Я всё иду и иду, а конца и края этому нет.
— Почему ты такая мелкая? — раздается чей-то голос. — Сколько тебе, одиннадцать? Тебя что, не кормили никогда?
— Аверьяну всё это не понравится. Ты не понравишься. Когда он вернется, а это обязательно случится, от тебя избавятся, подкидыш!
— Но Таггарт и не думал идти у нее на поводу. Эта самонадеянная шотландка явно переоценивала свою роль смотрительницы замка либо искренне считала, что имеет на родовое поместье больше прав, чем он.[4]
— Грязная маленькая мерзавка!
— Тебе здесь не место!
— Ты что, надеешься занять его место? Аверьян тебя уничтожит!
— Ты никто!
— Завяжи ей руки покрепче!
— Расскажешь кому-нибудь, и я приду к тебе ночью, чтобы отрезать твой грязный язык!
— Деточка, ты только взгляни на эту красоту: осетинские пироги с пылу с жару! Ты не можешь их не отведать!
— Дорогая! Дорогая, Аверьян возвращается! Господи, как я рада! Наконец-то ты познакомишься со своим братом!
— Пожалуйста, Адель… Если ты слышишь меня, дай мне знак. Прошу тебя. Я должен знать, что ты здесь. Что ты не исчезла, не заблудилась, что ты… здесь, со мной. Прошу, Адель.
— Грязнуля!
— Твои ученики передают тебе привет, милая. Ждут не дождутся начала занятий.
— Пару недель поживешь у тети Ксюши. У нее придурковатый брат, так что с ним даже не связывайся! Сиди тише воды, ниже травы!
— Куриные крылышки в соусе барбекю! Чуешь аромат, спящая красавица?
— Если не хочешь сдохнуть, жри кашу, идиотка!
Замолчите!
Замолчите!
Замолчите все!
— Я люблю тебя, Адель, — сквозь густую тьму и мертвую тишину, как легкий дым, проникает бархатный мужской шепот. — И я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Только не оставляй меня, ведь я без тебя уже не смогу.
23
Сегодня ночью мне приснилось, что Адель не помнит меня. Она очнулась, и об этом на весь дом объявила Зоя, уронив на пол огромное блюдо с шоколадными кексами, которые рассыпались по всему коридору. Я тотчас бросился в комнату на первом этаже, раздавив несколько штук горячей выпечки, а Адель, сидя на постели и обнимая маму, взглянула на меня с неловкостью незнакомки и тихонько спросила её: «А кто это? Мой врач?»
Я и подумать не мог, что такая вероятность существует, пока о ней не заговорил отец. Если тринадцать лет назад сработал защитный механизм психики, избавив маленькую Адель от жутких и болезненных воспоминаний, то с чего бы этому не случиться и сейчас? Вдруг за эти восемь дней, что она спит, её мысли обнулились, а вместе с ними и похолодело сердце? Что, если Адель не вспомнит ничего из этой своей жизни, где есть родители, её любимая работа и достижения? Не говоря уже обо мне.
С этими неспокойными мыслями я возвращаюсь домой после утренней пробежки. Небо всё такое же серое и тяжелое, и под стать ему над землёй стоит густой туман. Всё как в фильме ужасов с тоннами крови, резни и расчленёнки.
К счастью, звонок Архипа не позволяет моему воображению разыграться. После того, что мне рассказала мама, я часто даю ему волю: представляю, как маленькая девочка сидит в шкафу, видя через щель в дверцах, как страшный мужик рубит топором конечности своей сестре. Это худшее, что я когда-либо слышал.
Ударяю пальцем по экрану смарт-часов, и голос друга раздается в моих наушниках:
— Привет, Авер.
— Привет.
— Ты не дома?
— На пробежке, но уже возвращаюсь.
— Есть новости?
— Я бы сообщил.
— Кхм. Ясно.
Останавливаюсь, смахнув пот со лба, и спрашиваю:
— Ты хотел мне что-то сказать?
— Я у Богдана был. Он сейчас в следственном изоляторе…
— Я знаю, где он, — перебиваю, пнув ногой маленький камень.
— Его адвокат передал, что он хочет видеть меня.
— М-м, — возобновляю шаги. — Дай угадаю, просил быть к нему снисходительнее на суде? Дать ему положительную характеристику?
Архип тяжело вздыхает и убитым голосом произносит:
— Вообще-то, всё как раз наоборот. Он признаёт свою вину.
— Ещё бы ему этого не сделать!
— И он собирается ответить за всё, что совершил.
— А был какой-то другой вариант? — бросаю с раздражением.
— Он уничтожен, Аверьян! — говорит Архип. — Раздавлен! Убит! И я его не оправдываю, не защищаю и не пытаюсь смягчить его вину!
— А по-моему, позвонив мне в восемь утра и сообщив о визите к нему, ты делаешь именно это.
— Я сообщил об этом, потому что он всё ещё наш друг.
— Он твой друг, Архип.
— Богдан наш друг, и точка! Он признаёт свою вину и жалеет о том, что натворил!
— Жалеет он! — смеюсь, почесав нос.
— Слушай, я знаю, ты сейчас не в себе, и это нормально. Это объяснимо, учитывая состояние Адель…
— Это ненормально! — взрываюсь на весь парк. — Ненормально, слышишь?! Я вторую неделю слоняюсь у кровати, в которой она неподвижно лежит, и жду чуда! Может, пальцем шевельнет, может, дрогнут её веки или температура хоть на половинку чертового деления поднимется! Но ничего не происходит, и меня это убивает! Я злюсь на себя, злюсь на родителей, которые, зная больше, чем все вокруг, не заметили, не обеспокоились, не предвидели возможной угрозы! С каждым гребаным днем надежда во мне угасает и сменяется яростью, от которой рвется на части всё мое тело! Это меня расплющивает бетонная плита неизвестности, это меня она убивает! Богдан признаёт свою вину? Отлично! Тогда пусть понесёт заслуженное наказание, а не ноет о том, как ему хреново и стыдно за то, что он натворил!
Ударяю пальцем по красной иконке на часах, и телефонный разговор завершается. Мои нервы и без того на пределе, а я ещё должен беспокоиться о состоянии ублюдка, благодаря которому все мы сейчас как в аду, из которого никак не выбраться.
Уничтожен он.
Раздавлен.
Убит!
Богдан сейчас в самом последнем вагоне многокилометрового поезда, и его судьба меня не волнует.
" alt="Ох, уж эти южные ночи - Катрин Корр">
