Осень по договору: Жена на шесть месяцев - Ива Шелест

— Я не бросал. Я просто... не был готов. И Ника это понимала. Правда, Ника?

Он смотрел на меня с той же просящей улыбкой, которой когда-то добивался прощения. И я почувствовала, как старые рефлексы включаются помимо воли — желание не расстраивать, не конфликтовать, найти компромисс даже там, где его быть не может.

— Мама, — Соня повернулась ко мне, и в ее голосе зазвучала паника, — скажи ему правду. Скажи, как ты плакала по ночам, когда он исчезал на недели. Как работала на двух работах, чтобы меня прокормить. Как экономила на всем, чтобы купить мне игрушки и одежду.

— Соня, не надо, — я чувствовала, как щеки горят от стыда. Не хотелось выставлять напоказ те годы боли и унижения.

— Надо! — Она смотрела на Диму с нескрываемой яростью. — Пока вы "созревали для отцовства", мама в одиночку растила меня. Водила к врачам, сидела у постели, когда я болела, помогала с уроками, работала как проклятая, чтобы у меня было все необходимое. А где были вы?

— Соня, я не отрицаю, что Ника большая молодец...

— Молодец? — Соня усмехнулась с горечью взрослого человека. — Она героиня! А вы... вы просто трус, который бросил семью и теперь пытается выставить это как "незрелость".

— Хватит! — Дима тоже встал, и маска обаяния слетела с его лица. — Я пришел сюда с открытым сердцем, хотел наладить отношения, а ты устраиваешь судилище!

— Потому что вы этого заслуживаете! — крикнула Соня, и несколько посетителей обернулись на нас. — До сих пор думаете только о себе! "Хочу наладить отношения", "хочу познакомиться" — а что хочу я? А что хотела мама все эти годы?

В кафе воцарилась напряженная тишина. Дима стоял красный от злости, Соня — бледная, но решительная. А я сидела между ними, чувствуя себя восемнадцатилетней девочкой, которая не знает, как защитить себя от красивых слов и ложной логики.

— Знаете что? — сказала Соня, садясь обратно и глядя на Диму холодным взглядом. — Спасибо за встречу. Теперь я точно знаю, от чего не отказалась.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня есть семья. Настоящая семья. Есть мама, которая никогда меня не бросит. И есть Глеб, который за месяц стал мне ближе, чем вы за всю жизнь.

— Глеб? — Дима посмотрел на меня с удивлением. — Кто такой Глеб?

— Мой муж, — сказала я спокойно.

— Муж? — лицо Димы изменилось. — То есть ты... быстро же ты утешилась.

Вот оно. Истинное лицо за маской раскаяния. Собственничество по отношению к женщине, которую сам бросил одиннадцать лет назад.

— Утешилась? — Я встала, чувствуя, как внутри поднимается давно забытая ярость. — Одиннадцать лет — это "быстро"?

— Ну... я не это имел в виду...

— А что имели? — Соня тоже встала, и мы с ней стояли рядом — мать и дочь, команда, которая научилась выживать без чужой помощи. — Что мама должна была ждать вас вечно? Хранить верность человеку, который исчез из нашей жизни?

Дима понял, что проиграл. В его глазах мелькнула растерянность человека, который привык, что обаяние решает все проблемы, а тут столкнулся с теми, кто видит его насквозь.

— Ты... ты манипулируешь ребенком против меня! — выпалил он, указывая на меня пальцем. — Настраиваешь дочь, рассказываешь односторонние истории!

— А что мне рассказывать? — Я почувствовала, как голос становится твердым. — Правду о том, как ты исчезал, когда Соне было плохо? Как обещал приехать на день рождения и не приезжал? Как...

— Хватит! — Дима схватил меня за запястье. — Ты все извращаешь! Я был молодой, я не мог...

— Уберите руки от моей жены.

Голос прозвучал за спиной Димы — тихий, ледяной, от которого у меня мурашки побежали по коже. Дима резко обернулся и увидел Глеба, который стоял рядом со столиком. Высокий, широкоплечий, в черном пальто, с лицом, обещающим очень большие неприятности.

Глава 39. Глеб: Когда терпение кончается

Я сидел в машине через дорогу от кафе, наблюдая через большие окна за их столиком. Сначала все выглядело относительно спокойно — они говорили, Дима улыбался, Соня отвечала сдержанно. Но постепенно атмосфера накалялась.

Я видел, как напрягается Ника, как Соня начинает жестикулировать, как Дима наклоняется вперед, становясь более агрессивным. Видел, как моя жена начинает сжиматься под натиском его речей, как в ее позе появляется неуверенность.

И когда он схватил ее за руку — я не выдержал.

Через дорогу, через дверь кафе, мимо удивленных посетителей — все это заняло секунды. Адреналин пульсировал в висках, а в груди росла ярость такой силы, которой я не испытывал никогда в жизни.

— Уберите руки от моей жены.

Он был ниже меня сантиметров на десять, и сейчас это различие казалось огромным. Я смотрел на него сверху вниз, и он инстинктивно отступил, отпуская руку Ники.

— А вы кто такой? — спросил он, но уже без той уверенности, которая была на его лице в разговоре с Никой и Соней.

— Я муж этой женщины, — ответил я ровно, делая шаг вперед. — И если вы еще раз к ней прикоснетесь...

— Что сделаете? — Дима попытался восстановить контроль над ситуацией, но отступил еще на шаг. — Будете угрожать?

— Не буду угрожать. — Мои руки сжались в кулаки. — Я просто сломаю тебе кисти рук. И ты больше никогда и никого так не схватишь. Ты даже самостоятельно вилку держать будешь не в состоянии.

— Глеб, — тихо позвала Ника, и ее голос был единственным, что удерживало меня от того, чтобы вмять этому ублюдку лицо.

— Кто вы такой, чтобы указывать мне? — Дима попытался выпрямиться, изобразить достоинство, но я видел, как дрожат его руки. — Это моя дочь!

— Твоя дочь? — Я сделал еще шаг, и расстояние между нами сократилось до полуметра. — А где ты был одиннадцать лет? Где был, когда она болела? Когда училась ходить? Говорить? Когда плакала, спрашивая, почему папа не приходит?

— Я был молодой...

— А Ника — старой? — Я чувствовал, как мышцы на шее напрягаются, как кровь приливает к лицу. — Ей было восемнадцать, когда ты сбежал. Восемнадцать