Шум дождя - Тори Ру
На поляне нет только Найденова, впрочем, это как раз и не удивляет. В одной из первых голосовух Лиза не без радости сообщила, что в последние дни тот не появлялся ни в «Суриковке», ни на выездах, ни на уборке территории.
Внезапно мой перегруженный, сбоящий мозг подбрасывает странную догадку, от которой темнеет в глазах и перехватывает дыхание. На один короткий миг воображение проводит параллели между Найденовым и мальчиком из детства, и я громко ахаю. Он сирота, жил в детдоме, найден на улице и ничего не помнил о себе… Но я тут же одергиваю себя — я уже отключала критическое мышление и слишком безоглядно предавалась мечтам, и это едва не привело меня к сумасшествию.
Мой друг мог бы вырасти совсем на него не похожим… К тому же, моя драма происходила в другом городе, в трех сотнях километров отсюда. И, в отличие от моей безответственной, но взрослой матери, беспризорный ребенок вряд ли мог бы здесь очутиться.
Двигаю настольную лампу Лизы ближе к кровати и, расположившись в позе лотоса поверх одеяла, водружаю на колени бабушкину коробку. Поддеваю ногтем помутневший от времени скотч, и тот легко отрывается. В лицо ударяет запах пыли, прежнего дома и старой бумаги, а внутри обнаруживается еще одна стопка цветных и черно-белых фотографий и несколько тонких школьных тетрадей.
Каких-то двадцать лет назад Варвара Степановна была заядлой тусовщицей и объездила наш и соседние города, не пропуская ни одной громкой театральной премьеры, симфонического концерта или выставки. В этой стопке собраны моменты из ее молодости — совместные кадры с известными художниками, писателями и артистами. С невыносимой грустью перебираю фотографии и судорожно вздыхаю — бабушка наполняла мою жизнь так необходимым мне волшебством, а когда ее не стало, я… вот так топорно и неумело попыталась восполнить потерю.
На страничках тетрадей, исписанных родным ровным почерком, зафиксированы современные сказки, услышанные бабушкой от разных людей. Есть и мои воспоминания — про злую маму, прогнавшую бедного голубя, про загадочного мальчика, являвшегося на мой зов, про пугающие, непонятные и враждебные ливни и грозы.
Пальцы дрожат от предвкушения встречи с чем-то новым или хорошо забытым старым, но вскоре воодушевление сменяется горьким разочарованием.
Однажды маленькая беззащитная девочка так сильно испугалась, что придумала для себя защитника и друга и призвала его… Все та же легенда, которая гуляет по окрестностям, и которую, дополненную научными гипотезами чудаковатого профессора, я миллион раз слышала за семейными ужинами.
В этой жизни не бывает чудес. Мы рождаемся, живем — боремся, преодолеваем и страдаем, — и всегда слишком рано и неожиданно умираем. Рамки и вектор движения заданы, и за их пределами попросту ничего нет.
Только однообразная, скучная, немилосердная реальность.
И ощущение пустоты огромным, неподъемным валуном прибивает к земле.
***
Салон Карины работает с девяти ноль-ноль, но я быстро разделываюсь с завтраком и, задолго до назначенного времени, подхожу к остановке.
Стрижи с пронзительным скрипом носятся над крышами, солнце сияет во всю мощь, но налетевший прохладный ветерок тут же разгоняет жару. День словно еще определяется с тем, каким ему быть — душным и назойливым, или добрым и приветливым.
Машины, ползущие по шоссе, слепят друг друга бликами зеркал и оглушают шумом моторов. Сонная толпа вносит меня в салон комфортабельного автобуса, и я, повиснув на поручне средней площадки, внимательно всматриваюсь в окно, выискивая нужные ориентиры.
Спустя полчаса я оказываюсь на месте и сверяю номер дома и улицу, указанную на табличке с адресом из золотой визитки. Старый кирпичный особняк снаружи сохранил аутентичный дореволюционный облик, но, судя по окнам из стали и пластика, внутри него сделан современный ремонт.
В нерешительности топчусь на крыльце, тянусь к латунной ручке и слишком поздно замечаю шикарную спортивную тачку, припаркованную у клумбы.
Как по наитию, отступаю от двери, и она распахивается прямо перед моим носом. Надо мной нависает удивленный Шарк и с немым вопросом пялится в упор.
Чуть поблекший синяк по-прежнему обрамляет его черный глаз, медные волосы прилизаны, и во всем облике парня читается не свойственная ему растерянность… Но он тут же берет себя в руки и надменно вскидывает подбородок:
— Так это ты будешь оформлять наши новые помещения? — он переводит взгляд за мое плечо и картинно кого-то выискивает: — Дружок твой тоже здесь? Вот почему его глумливой морды не было замечено в лесу…
— А какого черта здесь делаешь ты? — перебиваю я, и Шарк мерзко оскаливается:
— Приехал пораньше. Не твое дело. Хорошо же ты заливаешься соловьем перед блогерами и журналистами. Выиграла годичные курсы и планируешь их посещать? Ну так пеняй на себя. Будем три раза в неделю встречаться. Я научу тебя уважению. Давай, беги, проси помощи у Найденова!
Я прислушиваюсь к себе, но страха или ненависти к Шарку не испытываю. Несмотря на то, что я намного ниже ростом и слабее физически, я больше его не боюсь, и угрозы не действуют.
— Разберусь с тобой и без посторонней помощи, — широко улыбаюсь я и, снова уловив замешательство Шарка, встаю на цыпочки и доверительно сообщаю ему на ухо: — Прежде чем чему-то меня учить, научись уважать других и проигрывать достойно.
Шарк отшатывается, бледнеет и скрипит зубами, но из глубины особняка доносится ровный, приятный голос:
— Андрюш, это срочно. Пожалуйста, поторопись — поставщики готовы ждать только до обеда! — и он, так и не придумав ничего остроумного, освобождает для меня путь и прячется в машине.
Сосчитав до десяти, робко просачиваюсь в салон, но звон колокольчика сразу привлекает ко мне внимание владелицы.
Карина, облаченная в элегантное, дорогое и жутко неудобное платье, радушно меня приветствует и, коротко озвучив пожелания к оформлению, проводит для меня экскурсию по пустым, пахнущим побелкой залам и коридорам.
Оказывается, ей нужны парящие птицы и голубые небеса, и с их изображением точно не возникнет проблем.
Достаю из рюкзака скетчбук и демонстрирую наброски, сделанные накануне Анной по моему точному описанию. Карина многословно восторгается ими и полностью одобряет мой замысел. Она ведет себя подчеркнуто вежливо и дружелюбно, но на нее отчего-то неловко смотреть, и, в то же время, тянет разглядывать исподтишка. С ней не так абсолютно все:
