Шум дождя - Тори Ру
На экране возникает мрачная просторная аудитория, в которой я недавно была. Камера скользит по покрытому яркими красками холсту, и какая-то девочка, томно растягивая слова, рассыпается в комплиментах:
— Горе, ты такой талантливый. Боже, ты такой красивый… — но парень, сидящий спиной, не отрывается от работы, игнорит ее недвусмысленные подкаты и стойко молчит.
— Почему же ты всегда одинокий и грустный?.. Лично я предпочитаю быть счастливой. Можно, я сделаю счастливым и тебя?.. — пищит тонкий голосок, и парень, похожий на Спирита настолько, что я едва не теряю сознание, оборачивается и с невероятной усталостью отзывается:
— Видишь ли, Машенька. Счастье в умных людях — редчайшая вещь, что я встречал.
Девочка не сразу находится с ответом, однако, осознав, что ее изящно, но весьма жестоко оскорбили, отбрасывает дружелюбие и переходит в атаку:
— Хочешь сказать, что я тупая? Долго думал, да?
Парень все так же сосредоточенно замешивает на палитре нужный оттенок и усмехается:
— Спроси у Хемингуэя…
— Горе, ты, конечно, краш, но… Такой урод. Хочешь мое честное мнение?
— Запомни: твое мнение никому не интересно. И выражают его только тогда, когда хотят кого-то унизить или к кому-то примазаться, — резко перебивает Найденов, и видео внезапно обрывается.
Я часто моргаю и прикрываю зудящие от слез глаза. Диалог на видео и вправду удручает.
Найденов — не Спирит. Этот парень определенно не имеет со мной ничего общего.
Он не спасал меня, не посвящал мне стихов, и никогда бы не полюбил…
Прошу Лизу переслать мне это злосчастное видео и пересматриваю еще сотню раз. Подло вру Анне, что разболелся живот, отлыниваю от праздничного обеда, хандрю, умираю и не нахожу в себе сил подняться с кровати.
37
Выходные тянутся, словно во сне — семейные чаепития, совместный просмотр фильмов, присмиревшая, дружелюбная Лиза, ободряющие улыбки и пустые разговоры… Я стараюсь казаться вовлеченной, хотя ощущение свободного падения не отпускает, и я незаметно, но как можно больнее щиплю себя за запястье.
Набравшись смелости, проверяю свою страницу, но чуда не происходит — чата со Спиритом нет в списке, зато на почте висит непрочитанное сообщение от представителей «Суриковки» с вопросами для статьи обо мне. Не заморачиваясь, отвечаю примерно то же, что и ребятам у сцены, но мысли о предстоящей учебе на время отвлекают от тягостных переживаний.
В понедельник Лиза уезжает в колледж на генеральную уборку, а папа наконец приступает к обустройству нашей квартиры — вкручивает саморезы и собирает стеллажи, и Анна аккуратно развешивает по стенам свои картины и раскладывает по полочкам сувениры. Доставленный курьером стул торжественно занимает пустующее место за кухонным столом. Гармония постепенно прорастает из хаоса.
Зияющая пустота в душе медленно но верно заполняется повседневными заботами, от былого накала эмоций не осталось и следа. Добрые слова близких не сравнятся с признаниями любящего парня, уютные интерьеры не заменят лазурное небо над крышами, мелкие бытовые достижения не затмят сбывшуюся мечту.
Я как могу помогаю родителям — сметаю с пола опилки, отношу в прихожую картонную упаковку, протираю с поверхностей пыль, однако вскоре Анна перехватывает инициативу в уборке, а меня отпускает с миром:
— Спасибо, Варюш. Отдыхай!
Ухожу к себе и, прихватив первый попавшийся роман, заваливаюсь на кровать, но за дверью почти сразу раздаются шаги, и в комнату с осторожным стуком заглядывает папа.
— Юш, мне решительно не нравится твой настрой. Ты провернула такое грандиозное дело, так почему до сих пор хандришь? Не поладили с Лизой? Что-то произошло в наше отсутствие?
Я откладываю так и не начатую книгу и упрямо мотаю головой:
— Все нормально, пап! С Лизой мы дружим. Наверное, мне тяжело справляться со стрессом — не верится, что мои художества, на которых я успела поставить крест, так высоко оценили профессионалы. В остальном у меня все отлично, клянусь!
Папа садится на край кровати и, глубоко вздохнув, поднимает на меня встревоженный взгляд:
— Так ты все же помнишь ее? Маму… — он нервно проводит рукой по растрепанным волосам и с усилием прочищает горло: — Видишь ли… Я был слишком глупым и признаю это. Когда тебе шестнадцать, каждый день живешь как последний, а каждая привязанность кажется любовью до гроба. Мы с… ней были слишком разными и вообще не должны были сходиться. Но я добивался и добился ее, и это стало большой ошибкой. В отношениях я постоянно уступал — потому что любил и боялся ее потерять, — а она каждый раз заходила все дальше и дальше. В один из дней, после очередного скандала с битьем посуды, я остро осознал, что вот-вот потеряю себя и предложил ей расстаться. Я знал — она тоже этого ждала, но инициативу проявлять не хотела. Я дал ей и родственникам шикарный повод обвинять в разрыве меня. В глазах окружающих я выглядел подонком и еще долго зализывал раны, а она… пустилась во все тяжкие. Считала, что у нее есть на это право. Самое страшное, что она срывала злость на тебе. Бабушка чувствовала неладное, переживала и не находила себе места, а я… Иногда я замечал у тебя синяки, но твоя мама объясняла, что дети падают, и это нормально…
Он прячет покрасневшие глаза за ладонями и замирает, а я, сжав слабые кулаки и проглотив комок невыплаканных слез, принимаюсь увещевать:
— Пап, ты не виноват. Она хорошо заметала следы!.. Она наряжала меня в самые лучшие платья и просила не жаловаться. А всем соседям говорила, что очень любит меня и никому не отдаст.
— Да виноват я. Виноват! Надо было получше присматриваться и не оставлять тебя с ней!.. Когда все закончилось, психолог из соцзащиты предупреждал, что рано или поздно пережитый кошмар даст о себе знать, но ты почти сразу перестала о ней спрашивать, и мы с бабушкой понадеялись на лучшее и старались не ворошить прошлое. Я столько лет прожил, спрятав голову в песок, я реально уверовал, что эта история не всплывет в твоей памяти, но ты опять рисуешь его…
— Кого? — вцепившись в книгу, как в единственное доказательство существования материального мира, переспрашиваю я, и папа обращает ко мне бледное лицо:
— Того пацана-беспризорника. Ты лет до трех его рисовала, пока не переключилась на голубей. Когда я забирал тебя по выходным, мы кормили белых голубей на площади, и ты очень их любила.
— Что? — от испуга и невыносимой надежды темнеет в глазах. — Ты видел рядом со мной какого-то мальчика?
— Твоя мать срывалась в штопор и пропадала сутками.
