На краю несбывшихся надежд - Оксана Алексеевна Ласовская
Вскоре пришла медсестра, и я спросила ее о ребенке, но она промямлила что-то о том, что ничего не знает, и сбежала. Это напугало меня еще сильнее, и я потребовала врача.
— Голубушка, вам нельзя нервничать, — сурово хмурил брови доктор, избегая смотреть мне в глаза. — Все хорошо. У вас было кровотечение, сейчас уже все в порядке. Но ребенка вам принести мы пока не можем, вы слишком слабы.
— Ну, пожалуйста! — взмолилась я. — Хотя бы на минуточку! Покажите мне его, я же с ума сойду!
— А вот этого не нужно! Как только вам станет лучше, вам принесут ребенка. А сейчас вам лучше поспать, — с этими словами доктор ушел.
Но я не могла спать. Неясная тревога сжимала сердце и мешала дышать. Я пыталась успокоить себя, но чем дальше, тем мне становилось страшнее. Почему? Почему они не могут показать мне сына? Почему прячут глаза?
— Где мой ребенок?! — в пустоту крикнула я и зарыдала.
Но меня никто не услышал. Через какое-то время я немного успокоилась и вроде бы даже задремала. А проснулась от голосов в коридоре. Встрепенулась с надеждой, что увижу ребенка, но в палату заглянул врач.
— Как вы себя чувствуете?
— Превосходно! — соврала я. — Пожалуйста, покажите ребенка!
— К вам пришел муж, — улыбнулся доктор. — Вообще-то, это не положено, но я все же разрешил ему заглянуть к вам, уж очень он просил.
Дверь отворилась, и вошел Дима, в белом халате, который был ему явно мал.
— Дима! — задохнулась я. — Димочка! Ты пришел!
Димка опустился на корточки рядом с кроватью и прижал мою руку к губам. Врач тихо выскользнул в коридор, оставив нас одних.
— Как ты? — с нежностью глядя на меня, спросил Дима. — Как ты себя чувствуешь?
— Не очень, — вздохнула я. — Шевелиться больно, но, мне сказали, это нормально. Дим, почему мне не показывают ребенка? Мне страшно, Димка! С ним все нормально? Только не ври мне!
— Не буду, — пообещал он. — Мира, наш малыш… Он тоже в реанимации.
— Что с ним? — стены палаты качнулись, и я едва не потеряла сознание от ужаса.
— Врожденная асфиксия. Ему трудно дышать самому, поэтому он сейчас под аппаратами.
— Почему? — задрожала я, слезы тут же потекли по щекам. — Что случилось? Что они с ним сделали?
— Ничего, — мягко ответил Дима. — Врачи ни в чем не виноваты. У него именно врожденная асфиксия. Доктор сказал, что ему не хватало кислорода, когда он был у тебя в животе.
— Почему? — в который раз спросила я. — Я виновата?
— Нет, — Дима коснулся моих волос. — Ты не виновата. Врачи выясняют причины, нам все расскажут. Антонина Викторовна настроена оптимистично, говорит, что это лечится и наш мальчик обязательно поправится. Он поправится, слышишь?
— Слышу, — кивнула я, давясь слезами. — Димка, ну за что? Почему мы?
— Все будет хорошо, — убеждал меня он, вытирая слезы с моих щек. — Мира, мы должны набраться терпения. Все будет хорошо.
— Я хочу его увидеть! Я ведь мать, меня должны пустить к нему! — я попыталась встать, но Дима не позволил мне этого.
— Лежи! — испуганно воскликнул он. — Тебе нельзя вставать, у тебя ведь было кровотечение! Ты хочешь осложнений? Тогда ты сыну вообще ничем не поможешь!
— Но я должна быть с ним, как ты не понимаешь!
— Мира, я все понимаю! Полежи хотя бы еще сегодня, я попрошу, и завтра тебя пропустят к нему!
— Обещаешь? — схватила его за руку я.
— Обещаю.
— Хорошо, сегодня я полежу. А ты? Тебя пустят к нему? Пожалуйста, сходи хотя бы ты! Малыш должен чувствовать, что он не один! Ты представляешь, как ему страшно?
— Мира, он не понимает еще ничего… — Дима смотрел на меня с откровенной жалостью.
— Нет! — вскрикнула я. — Он все понимает! Он уже человек, хоть маленький, но человек! Прошу тебя, сходи к нему! Пожалуйста!
— Хорошо, я схожу, — покорно кивнул Димка. — Я попрошу врача и схожу.
— Ты не врешь?
— Когда я тебе врал? — возмутился Дима.
— Да, да, да… — прошептала я, опять заливаясь слезами и не отпуская его ладонь.
— Я пойду… — несмело попросил он, освобождая руку.
— Ты придешь еще?
— Обязательно! — пообещал Димка, наклонился, поцеловал меня и исчез за дверью. А я осталась одна, наедине со всеми своими страхами и тревогами…
Дима вышел в коридор и еще несколько минут стоял, опираясь спиной о стену.
— Ну что? — появился рядом с ним врач.
— А как вы думаете? — поднял на него взгляд Дима.
— Ей нужно вколоть успокоительное, — мгновенно понял его врач и тут же сделал распоряжение медсестре.
— Как ребенок?
— По-прежнему, — последовал односложный ответ.
— Я могу его увидеть?
— Нет. Он в реанимации и…
— Ну и что, что в реанимации? — взорвался Дима. — Кто придумал эти дурацкие условности?! Что случится, если я пройду и просто побуду с ним рядом? Я что, буду выдергивать провода или с ним что-то делать?! Я просто хочу посмотреть на своего сына! Я что, не имею на это права?! Вы же тоже человек, отец, неужели так сложно понять меня?!
— Успокойтесь, Дмитрий, — спокойно выслушав его тираду, попросил врач. — И не кричите так. Хорошо, я провожу вас к ребенку. Пойдемте.
Путь показался Диме слишком длинным. Но наконец, доктор толкнул прозрачную дверь и указал на кувез, закрытый прозрачным колпаком с четырьмя отверстиями.
Дима шагнул ближе, и все внутри него перевернулось. Малыш был слишком маленьким и беззащитным. Крохотные ручки, ножки и большая, по сравнению с телом, головка, с носиком-кнопочкой и закрытыми глазками. К нему тянулись многочисленные трубочки и провода, которыми он был подсоединен к мониторам, капельницам и аппаратам.
— Боже мой, какой маленький… — прошептал Дмитрий, взлохмачивая волосы. — Сколько он весит, вы так и не сказали?
— Вес килограмм и восемьсот грамм, рост тридцать два сантиметра.
Ребенок слабо шевельнулся, крохотные пальчики пришли в движение, и Дима шагнул ближе, протянув руку к стеклу.
— Не подходите, — предостерег его врач. — Смотрите издали, ближе нельзя.
— Да, простите… — Дима вернулся на место. — Скажите, когда будут какие-то изменения?
— Поживем — увидим. Все, идемте.
— Спасибо вам, — поблагодарил его Дима и покинул палату, а затем и больницу.
Прошло три дня. Вопреки обещанию Димы, мне так и не позволили увидеть ребенка, твердили, что нельзя вставать. Отчасти я понимала это, ведь даже при легком движении в постели чувствовала боль.
