Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова
Люди не умеют разговаривать. И я была поражена, что оказывается, мы с Сашей, такие умные, такие осознанные… в момент настоящей боли оказались безмолвными.
Ни он, ни я… Не стали объясняться.
Неужели те десять минут разговора, которых нам тогда так не хватило, действительно так и не случились?
Это только сейчас понимаешь, после сессий с психологом, после долгого самокопания. А тогда единственным руководителем были эмоции.
И у него, и у меня.
— Потому что быть взрослым человеком не означает быть зрелым, Юль, — Саша откидывается на спинку стула, и в его голосе усталость, перемешанная с горечью. — Деньги в нашу семью вошли слишком стремительно. Мы стали забывать об обычных радостях жизни, перестали наслаждаться мелочами. Я часто потом думал — а могло ли случиться иначе, не будь у нас этих денег? Таких больших денег.
— Не помню, Саша, чтобы финансы были камнем преткновения у нас, — отвечаю я, и в груди поднимается протест.
Я даже не понимаю, куда он клонит, зачем. Но сейчас готова идти за ним по любому пути, если он приведёт меня к освобождению от этих невидимых оков, что так долго держат моё сердце.
— Я никогда не хотел, чтобы ты становилась частью того мира, в который мы с тобой пришли, — он говорит это тихо, но каждое слово будто камень падает между нами. — Мы оба простые, обычные ребята. Я и представить не мог, что бизнес так взлетит, что придёт с такими ставками. Когда мы зашли в эту большую игру, мы оба не справились. Я каждый раз испытывал дикий стресс, когда вставали на паузу многомиллионные контракты, когда я задолжал людям деньги… И да, тебе не говорил. Потому что не хотел упасть в твоих глазах. Страшно было признаться, что где-то облажался. А ты со своим фондом…
— Что с фондом не так было? — спрашиваю, и голос мой дрожит, хотя стараюсь держать равновесие.
— Всё с ним было не так! — Саша резко вздёргивает голову. — Ты стала другой. Ты стала перенимать повадки этих избалованных дур, этих светских… блядей. Господи, у них так насрано в жизни было всегда, Юль! А ты начала скатываться туда. А я со своими потерянными контрактами… Жопа!
Саша неожиданно с силой ударяет кулаком по столу. Чашки звенят, чай расплёскивается каплями на столешницу. Моё сердце подпрыгивает от этого глухого звука, и я инстинктивно вздрагиваю.
— Алена тогда… Бля… — он сжимает лицо руками и какое-то мгновение сидит так, будто сам себе противен. — Я вот сейчас тебе всё это говорю, и так дерьмово на душе. Я пришёл тогда домой и решил: всё, расскажу Юле правду. Про то, что потерял кучу денег, что всё летит к чёрту. А дома — дурдом. Карина воюет с тобой, Даша вечно требует внимания, а ты… ведёшь себя как стерва. Тогда я видел это именно так. И просто искал кого-то, кому можно вывалить всё это дерьмо, всё, что внутри. Ей оказалась Алена. Знаешь, левой бабе оказалось куда проще выложить свои страхи, чем собственной жене. Вот такой, блядь, прикол…
Я делаю настолько глубокий вдох, что меня начинает покачивать от головокружения. В груди будто взрывается вулкан, и эта алая, неуемная масса всё это время рвётся куда-то наружу, ломая ребра изнутри.
— Мне казалось, только она меня понимает. Только она видит, как мне тяжело. — голос Саши хрипнет, он будто проглатывает камни. — Но это я сейчас понял… что ты стала стервой только потому, что я не помогал тебе с детьми, не уделял внимания тебе, как женщине. А ты ведь ждала от меня того же самого плеча поддержки, что и я от тебя. Вот такая, блядь, ерунда у нас вышла, Юлька.
— И ты позволил мне уйти? — в горле першит, слова давятся, но всё равно вырываются. — На пять лет?..
— Конечно, позволил. — его глаза темнеют, но в них нет равнодушия. — Любить тебя — это прекрасно, но видеть, как тебе плохо со мной… просто невыносимо. Невозможно жить рядом с женщиной, которая не горит рядом с тобой.
— Чтобы она горела, её нужно разжигать… — голос дрожит, но в нём слишком много правды, чтобы Саша мог не услышать.
— Это я сейчас понимаю… — он почти шепчет.
Саша встает и делает шаг. Потом ещё. Пространство между нами сжимается, становится липким, густым, опасным. Искры летят так ярко, что страшно: одно неосторожное движение, и мы сорвёмся прямо в пропасть.
— Женщина — это отражение отношения мужчины к ней, — он произносит с какой-то странной горечью. — Я потом где-то прочитал в этом вашем научпопе. И знаешь… согласен. Видимо, хреновый я муж был, раз ты перегорела…
Его пальцы врываются в мои волосы, наматывают пряди на себя. Тянет чуть-чуть, так, что по коже идёт дрожь. Его ладонь скользит к шее, касается кожи за ухом, и дыхание внутри меня перехватывает. А глаза… он трогает ими каждую черту моего лица, будто старается выучить наизусть то, что и так знает.
— Ну и нахрена мы это сделали? Нахрена развелись? — его голос ломается. — Идиоты. Клянусь, Юль, по-другому нас и не назовёшь. Просто идиоты. А я полный мудак, что вместо того, чтобы прижать тебя к груди и сказать, что люблю, что никуда не отпущу, что мы со всем справимся… сделал всё наоборот.
Саша обхватывает моё лицо ладонями, горячими, обжигающими. Его дыхание касается губ, и я почти теряю почву под ногами.
— Никого и никогда я не любил, кроме тебя, — слова падают на меня, как молот. — Просто смирился с тем, что ты не рядом, и позволил другой любить меня. Но чувства… не проснулись. Потому что моё сердце всегда было только с тобой.
— Звучит дешево, Саш… — выдыхаю я, но голос предательски срывается, как будто сама себе не верю.
— Так оно и есть, — он едва улыбается, но без радости. — Дёшево, грязно, банально. Не хочу оправдываться и пытаться казаться лучше, чем я есть. Хочу только одного: чтобы ты поняла, что мои слова — правда. Мои чувства к тебе — не липовые. А самые настоящие.
Глава 52
Юля
Чувствовать его прикосновения — будто жалить себя вновь и вновь. Его глаза ласкают, дотрагиваются туда, где всё
