Пять мгновений любви - Мария Александровна Савельева

– Что это?

– М? – Он все еще не мог вынырнуть из мира снов, поэтому не понимал, что Яра имеет в виду. Она вдруг провела ягодицей по его выступающей тазовой косточке.

– Что это? – еще раз настороженно поинтересовалась она.

Юра фыркнул ей в шею, ощущая, как Ярослава поежилась.

– Это моя кость, а ты о чем подумала?

– Ни о чем, – слишком быстро выпалила она, чтобы это было правдой.

– Если будешь продолжать так тереться, то…

– Замолчи! – Яра ощутимо ущипнула его за руку. Юра лишь посмеялся и так и погрузился в сон с улыбкой на лице.

* * *

Ярослава

Ярослава проснулась задолго до будильника. Небо лишь начинало светлеть, а по стеклу продолжали барабанить капли. Юра сладко спал, продолжая обнимать ее. Она повернулась к нему и стала рассматривать, не упуская такую возможность. Его губы были немного приоткрыты, он смешно сопел, обычно аккуратно лежавшие волосы теперь находились в беспорядке. Яра не удержалась и провела пальчиками по острой скуле, спустилась по линии подбородка, прочертила идеально прямой нос сверху вниз. При этом он так нахмурил брови, что они соединились в одну. Такое обычное и повседневное выражение лица показалось ей родным. Хотелось зацеловать до одури, а реакция тела, которое вспыхнуло, словно спичка при этих мыслях, ее напугала. Ноги стали ватными, по низу живота разлилось сильное желание, словно горячая лава.

Она резко встала, положила ему под руку свою часть одеяла, которую Юра тут же прижал к себе, схватила одежду и отправилась в ванную комнату, подсвечивая себе путь фонариком. Умылась, привела себя в порядок, переоделась, аккуратно сложив футболку на стиральной машинке, и пробралась на кухню, где зажгла свет. Здесь до сих пор витал запах выпечки и ягод. Снова взгляд приковался к их семейной фотографии.

Мальчик, что был на ней, не боялся улыбаться и смотреть на мир открытым простым взглядом, но ему пришлось быстро повзрослеть. Это самое ужасное, что может произойти с ребенком.

Сердце Яры болезненно сжалось, и она поняла, что многое бы отдала, чтобы задержаться здесь, на этой кухне, в благоговейной утренней тишине, зная, что Юра сладко спит в соседней комнате.

Это мгновение искрилось, звенело, ощущалось так ясно и отчетливо, будто она познала всю суть жизни. И жизнь эта была вот здесь: в маленькой квартирке, с посудой в раковине, одеялом на двоих и поеданием выпечки ночью. Когда кажется, что никаких запретов не существует, границы стерты, есть только здесь и сейчас, и рядом находится нужный человек.

Яра захотела порадовать его, поблагодарить за то, что он выручает второй раз, поэтому, стараясь не шуметь, принялась изучать полочки кухонного гарнитура и холодильника в поисках ингредиентов для блинчиков. Они были ее коронным блюдом, ими она могла гордиться и даже участвовать с ними в конкурсе во время празднования Масленицы.

Пока приготовление шло полным ходом, а по квартире разносился аппетитный аромат, за окном почти рассвело. Даже темные тучи уступили место пасмурно-серым, стал слышен шум проезжающих машин и голоса строгих родителей, что заставляли детишек идти в детский сад, на который как раз выходило окно.

Яра как раз домыла посуду, когда скорее почувствовала, нежели услышала, что в комнате уже не одна, и ей почему-то стало неловко. Она так нагло влезла в их маленький монастырь, даже не поинтересовавшись, ждут ли ее там со своим уставом.

– Доброе утро! Я завтрак приготовила, не знаю, может быть, ты был против… а я… – Она все еще стояла к нему спиной, боялась оглянуться и увидеть неодобрение или хмурый взгляд, который разорвал бы глупое влюбленное сердце на части.

По коже пробежал мороз. Яра почувствовала, как к ее спине нежно прикоснулись одними подушечками пальцев, пробежали от самой поясницы вверх, останавливаясь между лопаток, безмолвно прося повернуться. Она оглянулась и в следующее мгновение воздух был выбит из легких. Юра обнял ее, прижал так сильно, что, казалось, ребра захрустели, а мир закружился на чертовой карусели. Она невольно сделала шаг назад, и он оперся руками о столешницу, заключая в свой плен, наклонился к ее лицу и замер, словно предоставлял ей выбор: поцеловать или оттолкнуть.

Дыхание сбилось, а предательские коленки подкашивались. Яра тонула-тонула-тонула в океане своих эмоций, которых никогда в жизни еще не испытывала. Ей нужен был глоток воздуха, поэтому она привстала на носочки и потянулась навстречу к его губам, которые обещали спасение.

О последствиях она подумает потом, потом…

Послышался щелчок в замке входной двери и скрип. Мгновение разлетелось, оставляя на своем месте обоюдную растерянность.

– Мама, – практически одними губами прошептал Юра, отворачиваясь к окну, одергивая майку и запуская руку в растрепанные после сна волосы.

На пороге кухни застыла женщина. Уставшая, под глазами пролегли тени цвета неба за окном, в сером свитере и джинсах, которые подчеркивали ее худощавость. Черные длинные волосы, тронутые сединой, еще хранили в себе тот блеск, что передался ее сыну. Юре удивительно точно передались черты ее лица и глаза, лишь морщинки у него отсутствовали.

Она удивленно смотрела на Ярославу, которая заправила прядь волос за ухо и теперь пыталась понять: ей самой представиться или сейчас ее представят.

– Мама, это… – наконец произнес Юра, останавливая на ней взгляд. Она напряглась. Чтобы услышать свой статус, требовалось все ее мужество. – Ярослава.

«Выкрутился».

– Здравствуйте…

– Роза Эдуардовна, – любезно подсказала она, внимательно сканируя ее взглядом.

– …Роза Эдуардовна, – эхом откликнулась Яра. – Простите за беспокойство, просто произошло недоразумение, и я не смогла попасть домой, а Юра мне помог. Я рада знакомству и, вот, блинчики напекла, – улыбнулась она, теребя край рукава толстовки от такого пристального внимания к своей персоне.

– И я рада. А еще я очень голодная, – в уголках ее глаз появились лучистые морщинки, что могло означать лишь одобрение. – Сейчас переоденусь и приду.

Юра поставил чайник, и они молча посмотрели друг на друга под шум нагреваемой воды. Оба не знали, как себя вести после произошедшего, оба снова тянулись друг к другу, а неловкость, что образовалась между ними, тяготила.

– Садись, я чай налью, – наконец он прервал их немой диалог, так ни до чего и не договорившись.

Роза Эдуардовна вернулась к ним в домашнем костюме, состоящем из голубой рубашки и широких брюк. Цвет ей очень шел. А еще Яра отметила, что она сразу помолодела и посветлела, но что сказалось на такой разительной перемене, понять не могла.