После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко
Врач-кобра прошла мимо меня, сделав вид, как будто бы не заметила.
— Доброе утро. — Произнёс я тяжело.
Она взмахнула рукой.
— Здравствуйте. Здравствуйте, Адам Фёдорович. Ну что?
Я тяжело вздохнул.
— У меня нет времени плюхаться с операцией. — Произнёс я невозможно тяжело. Тут мало того, что и так чувствуешь себя каким-то бракованным, так ещё и такая фигня вылезла. — Давайте мы сдадим все анализы и максимально чётко запланируем дату моего следующего приезда так, чтобы как раз все прошло гладко.
— Хорошо. Пройдёмте в мой кабинет.
Снова было обследование. Снова более чётко все смотрели. Материться хотел на чем свет стоит. Понимал, что и так чувствую себя не в своей тарелке, а тут ещё и добровольно решил лечь под нож. И ладно бы это была какая-то там, я не знаю, незначительная операция, ну там кость поправить или ещё что-то. Нет, это же касалось чисто мужского состояния. И било по самооценке. Очень било.
А приехав домой, Устинья налетела на меня. Но я её притормозил, сам не знал, какие последствия у этой проблемы могут быть.
— Ну ты чего, как не родной? — Усмехнулась Устинья и повела плечиками. — Я тебя очень ждала. Я так соскучилась.
— Но мне же надо в душ сходить. — Произнёс я нервно, стараясь оттянуть момент. Вдруг она потом забудет?
Но Устиния поволокла меня в спальню.
— Ты чего?
— Ничего.
— Я просто скучала. Давай мы в следующий раз с тобой вместе улетим. Я не хочу так надолго расставаться.
— Родная моя, я по работе езжу. Смысл тебе сидеть одной в гостинице?
Она расстёгивала пуговицы рубашки одну за одной. А когда все-таки стянула её с меня, то я не выдержал и махнув рукой, произнёс:
— Я в душ.
Она стояла под дверью. Я думал, что она конечно передумает или ещё что-то. Но нет. И вопреки ее желанию все было не так, как она планировала и после нервно фырчала:
— Знаешь, я как-то не привыкла так.
Ей не нравилось то, что все завершилось без логического финала, который требовал процесс зачатия ребёнка.
— Извини, не сдержался. — Произнёс я нервно, потому что не хотел, чтобы все это затягивалось.
Устинья передёрнула плечами.
А потом я нашёл календарик в её дневнике, в который я обычно никогда нос свой не совал. Подчёркнутые дни— дни овуляции.
Отлично.
То есть, когда ей надо, ей плевать на то, был я в душе или не был. А когда мне надо, я значит должен пройти все круги химочистки.
Было противно.
Через две недели была назначена операция.
— Один, два дня вы проведете в больнице. — Произнесла врач-кобра и я кивнул. — Мы будем смотреть за вашим состоянием. Все контролировать. Не думаю, что у нас будут какие-то сложности во всем этом.
— Хорошо.
— И потом лучше две-три недели воздержаться от половой жизни.
— Я понимаю. — Произнёс я сквозь зубы, потому что раздражение можно было ложкой черпать.
— В таком случае можем начинать.
И нет, это не было так, что я, как истинный мужик, встал, отряхнулся и пошёл дальше. Я матерился на весь больничный комплекс. Орал так, что стены дрожали. Потому что когда между ног все распухает, отекает— это не может вызывать никакие другие эмоции. Но врач меня успокаивала. Говорила, что все нормально.
И действительно все было нормально. Через два дня отёк спал. Остался небольшой продольный надрез, который спокойно обрабатывался. Но все равно ощущение было не из приятных. Очень не из приятных. Я из-за этого даже задержался и Устинья по нескольку раз в день звонила мне, уточняла, когда я вернусь.
Я был бы рад вернуться прям сейчас, но не выходило. В конце концов, если Устинья что-то хотела, она это всегда получала, пусть даже и ценой моего самообладания.
Глава 47
Адам.
Домой прилетел меньше чем через две недели, но все равно чувствовал какую-то опаску, подставленную прямо к сонной артерии.
Я не хотел, чтобы Устинья была в курсе моих мужицких проблем. Это как-то было похожим на проявление слабости, что ли. Вот реально мне было не так дерьмово, когда она меня зашивала на кухне, потому что это боевая рана. Мне было не так дерьмово, когда я, катаясь с Назаром с горки, чтобы оттолкнуть сына в моменте, когда за нами покатился какой-то дебил двухметровый саданулся об лёд и вывихнул плечо. Это было тоже нормально, но ненормально, когда у мужика писькины проблемы.
Приехав домой, я понял, что Устинья не просто меня ждала, она безумно соскучилась, повисла у меня на шее, стала обцеловывать, обнюхивать.
— Ты больше так надолго не уезжай, пожалуйста, а если уезжаешь, то давай договоримся, что вот мой потолок это семь дней. Семь дней я готова ждать тебя с командировки, но на большее давай улетать вместе, пожалуйста, я тебя прошу. Я очень сильно переживала.
Она гладила меня по лицу, и я понимал, что она и скучала, и волновалась, но сказать ей ничего не мог.
— Извини, извини, моё солнце, я не очень понимал, что доставляю тебе столько хлопот.
— Глупости, — она даже не дала мне раздеться. Висела на мне и не хотела отпускать ни на мгновение.
Это её своеобразная прелюдия.
И вот так интересно выходило, что когда нужен был мне секс, она со своими банками развлекалась, когда нужен был ей секс, ей было абсолютно наплевать из душа, я не из душа. Помытый, побритый…
Но сейчас я не мог.
Да, понимал, что времени с операции прошло достаточно, и у меня там даже никакой ранки не осталось, ничего, но все равно при эрекции безумно тянуло вниз. Так что ничего уже не хотелось.
Я не знал, как это объяснить, Устинье, и поэтому, когда она все-таки дотащила меня до спальни, я только вздохнул.
— Родная, я так заморочился. Давай, не сегодня.
Она надула губки.
Я же говорил, что она получает всегда все, даже ценой моего самообладания, и отказывать ей в чем-то я не привык. Для меня отказ Устинье расценивался как выстрел самому себе в ногу. Во- первых, я опять-таки чувствовал себя не мужиком, ну, в смысле, я не могу достать ей звезду с неба, ну, в смысле, я не могу притащить ей какой-то аленький цветочек?
Я все могу!
И Устиния это прекрасно знала, и отказ мне ощущался тем, что я
