После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко
Начальник охраны.
Ну, мы все прекрасно понимаем, что это мужик военной закалки. Что у него тестостерон там бьет по мозгам ого-го как. И вот он в какой-то момент начинает превращаться у меня из брутального цепного пса, в комнатную чухуахуа.
— Дава! Ты что? Где ты? Понимаешь, что ты вообще-то здесь не зефиром торгуешь?
Дава пожимал плечами.
Я это все объяснял Устинье, но она не понимала меня. Не слышала меня.
Ну и соответственно каждый раз, когда я видел, что она делает тест, а тест отрицательный, я понимал, что что-то не то. Вот все не то. Начиная с постели нашей и заканчивая тем, что мы никак не можем завести ребёнка.
Я посчитал, что проблема во мне настолько большая и невозможная, что собрался и пошлёпал к своему урологу.
Да!
У мужика после сорока лет просто обязан быть в арсенале, помимо юриста, адвоката и бухгалтера, ещё и уролог.
— Ну давай сдадим спермограмму.
— Давай. — Согласился я и почувствовал что-то такое неприятное. Потому что хорошо, когда тебе двадцать лет, двадцать пять— у тебя в принципе самый пик.
Ни с Назаром, ни с Родионом, когда мы беременели, у меня не было этих проблем. Сейчас аж яйца сжались вместе с очком, до размеров микрона— страшно было получить подтверждение собственной несостоятельности.
И через пять дней уролог, сидя напротив меня, качал головой.
— Ну слушай. Ну не мальчик уже. Не мальчик. Некрасиво все выглядит по анализам.
Глава 45
Адам.
Несколько месяцев до развода
— И что теперь делать? — Спросил я у своего уролога и нахмурился.
Здоровый упитанный мужик сидел напротив. Я понимал, что такое щепетильное дело недоверю мелкой практикантке, поэтому врача подбирал долго, с толком, с обстановкой.
— Ну что, простату надо проверить. Мазки все взять и дальше по списку.
Дальше по списку были какие-то дерьмовые анализы, когда палкой ковырялись настолько глубоко, что мне казалось достанут до гланд и это с другой стороны.
Потом я бесился от того, что у меня были выписаны какие-то грёбаные витамины. Так ещё и уколы надо было самостоятельно колоть. А к Устинье прийти и сказать: “слушай, вколи-ка мне в мышцу вот этот и вот этот укол”, это значит расписаться в своей несостоятельности чисто мужской. А я не хотел и не имел права перед ней быть слабым. Это меня било намного сильнее, чем если бы у меня при ней руку оторвало. Тем более в таком плане несостоятельным, потому что проблем ни с чем я не ощущал, но списывал все на психоэмоциональное состояние. Мне казалось, что если я сейчас приду и попрошу ещё её колоть мне уколы, то это совсем убьёт во мне мужика, стану той окситоциновой булочкой.
Поэтому вывернув себе весь позвоночник, я стал сам колоть уколы. Причём на третий раз я понял, что я бью принципиально в какой-то нерв и из-за этого у меня кровища на всю ванну.
Я ещё не понимал, каким образом мне удаётся скрыть шприцы и ампулы от Устиньи, потому что по сколько времени я нахожусь в ванной, уже вызывало вопросы. Но я матерился сквозь зубы. Понимал, что это просто само по себе никуда не исчезнет. Это не развеется. Это не станет таким, что вот посмотрите, как бы все со мной нормально по щелчку пальцев, так не произойдёт.
Бесился, психовал и от этого наша с ней жизнь ещё сильнее ухудшалась. То есть на любую мою провокацию я почему-то ощущал её реакцию намного острее. Мне казалось, что она меня не то что не любит— она старается по максимуму привести меня к пониманию того, что я ей не подхожу со всеми своими этими варварскими замашками. Да, блин. Прожили столько лет вместе и только сейчас меня стало это травмировать. Я подозревал, что это все дело было из-за лечения. Плюс эти таблетки, медикаменты, какие-то порошки, которые я должен был глотать.
В какой-то момент, буквально через несколько дней приёма всей этой кабалы, у меня жутко стрельнула печень. Я понимал, что печень не может болеть. Болит она только в крайнем случае, когда уже начинается цирроз, но болело именно в печени, поэтому поехал проверять печень.
Выяснилось, что это не в печени дело, а в жёлчном. Ну и плюс ко всему оказалось, что токсика на печени все равно есть, причём медикаментозная.
Начал чистить печень.
Мне казалось этот ад никогда не кончится и ощущать себя больным, немощным каким-то в присутствии своей женщины, было настолько унизительно, что я рвать и метать хотел.
Это было ни с чем не сравнимое чувство беспомощности, когда ты вроде бы взрослый, сильный мужик, но при этом испытываешь какой-то дискомфорт присущий ребёнку. Бесился, а Устинья не понимая этого, как бы между делом постоянно спрашивала:
— Адам, мне кажется ты становишься каким-то закрытым.
А я не становился закрытым. Я просто не понимал какого черта?
Тут меня конечно ещё уролог обрадовал тем, что надо будет сдать все анализы на генетику, потому что мы не молодеем и вообще, отправил к специалисту-репродуктологу. Но для того, чтобы начать у него лечение, мне надо было привести Устинью. То есть привести и сказать: “ слушай, вот у меня проблемы. Возможно поэтому мы не можем забеременеть. Давай мы с тобой сейчас пролечимся и потом забеременеем”.
Да это самое то, что может сказать мужик после сорока лет— “ я дряхлая калоша. Не могу даже зачать ребёнка”. Отлично!
Шикарно!
Я и так раздражался от собственной неполноценности, а меня здесь ещё сверху накрывало тем, что я был зажат в клещи ситуации: сделать какой-то перерыв в половой жизни мне казалось подозрительным и странным, потому что Устинья за столько лет выучила меня досконально. Столько лет, а сейчас здесь бац— какой-то перерыв. Да она же сразу начнёт думать обо мне хуже, чем есть на самом деле и плюсом ко всему я тоже не понимал, как сделать этот перерыв. Устинья как будто бы иногда специально меня провоцировала: то шорты, то трусы, то сорочки свои белые, а я не железный. И даже несмотря на то, что у меня все мозги уже вяли, но по-прежнему все было ниже пояса у меня нормальным, рабочим.
Сам себя останавливал, бесился. Из-за этого много курить стал — в два
