Осень по договору: Жена на шесть месяцев - Ива Шелест
Глеб прошел ближе, заглянул в сковородку. Он стоял за моей спиной, и я чувствовала тепло его тела, запах дорогого парфюма, смешанный с легкой усталостью рабочего дня.
— Можно попробовать? — спросил он.
— Конечно.
Я отрезала кусочек и повернулась, чтобы дать ему. Мы стояли очень близко в тесном пространстве кухни. Его глаза потемнели, когда он смотрел не на еду в моих руках, а мне в глаза.
— Вкусно? — спросила я, когда он прожевал.
— Очень, — сказал он хрипло. — Но я думаю не только о еде.
Воздух между нами загустел. Мы стояли в нескольких сантиметрах друг от друга, и я чувствовала, как участилось мое дыхание.
— Мне нужно... накрыть на стол, — пробормотала я, пытаясь разорвать момент.
— Ника.
— Да?
— Можно я сначала переоденусь?
— Конечно. А я пока все доготовлю.
Он ушел, а я осталась на кухне, тяжело дыша и пытаясь успокоить сердцебиение. Что со мной происходило? Почему его простое присутствие заставляло терять голову?
Через полчаса Глеб вернулся в джинсах и простой рубашке. Волосы слегка влажные — видимо, принял душ. Выглядел отдохнувшим, расслабленным.
— Лучше? — спросила я.
— Намного. А теперь давай попробуем твое творение как полагается.
Мы сели за маленький стол. Блины действительно получились удачными — тесто тонкое, начинка сочная и ароматная. Глеб ел с явным удовольствием.
— Где ты научилась так готовить? — спросил он.
— У соседки тети Любы. Она меня многому научила, когда Соня была маленькая. — Я улыбнулась воспоминаниям. — Говорила, что ребенок должен чувствовать запах домашней еды, а не полуфабрикатов.
— Умная женщина.
— Очень. Жаль, что ее больше нет.
— Она заменила тебе маму?
— В какой-то степени. Моя мама умерла, когда Соне было три года. Тогда же, кстати, попрощались с отцом Сони. Мы жили в гражданском браке — как оказалось, едва окончивший школу парень не готов быть ни отцом, ни мужем. К чему была или не была готова я никого не волновало.
Глеб отложил вилку:
— Прости. Не знал.
— Ничего. Давно было. — Я пожала плечами. — Зато я научилась быть независимой.
— И воспитала замечательную дочь.
— Спасибо. Да, Соня прекрасная дочь.
Мы поужинали в спокойной атмосфере, говорили о работе, о планах на завтра. Но под обычной беседой чувствовалось напряжение — мы оба понимали, что сегодня между нами нет буферной зоны в виде Сони.
— Хочешь прогуляться? — предложил Глеб, когда мы закончили убираться. — Вечер теплый.
— Хорошая идея.
Мы вышли на улицы нашего спального района. Октябрьский вечер был действительно теплым, почти летним. Листья еще не опали полностью, воздух пах осенью, но без зимней прохлады.
— Покажешь мне свои любимые места? — попросил Глеб.
— Если хочешь. Хотя здесь нет ничего особенного.
— Для меня есть.
Я повела его знакомыми маршрутами. К пруду в парке, где мы с Соней кормили уток. К детской площадке, где она училась кататься на велосипеде. К маленькому книжному магазинчику, где мы покупали учебники и художественную литературу.
— Здесь все помнят друг друга, — рассказывала я. — Соседи знают, в каком классе учится Соня, кто где работает, у кого какие проблемы. Это может раздражать, но дает ощущение... принадлежности.
— А у меня такого никогда не было, — сказал Глеб задумчиво. — Элитные дома, где соседи живут годами и не здороваются. Офисные районы, где никто не задерживается дольше рабочего дня.
— Тебе нравится здесь?
— Да. Здесь чувствуется жизнь.
Мы дошли до скамейки у пруда и сели. Вечерняя тишина нарушалась только плеском воды и далеким шумом машин. Утки устроились на ночлег, изредка тихо покрякивая друг с другом.
— Ника, — сказал вдруг Глеб.
— М?
— А ты не жалеешь? О том, что согласилась на наш... договор?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что иногда кажется, что мы усложняем друг другу жизнь. Вместо того чтобы упрощать.
Я повернулась к нему. В сумеречном свете его лицо казалось более мягким, открытым.
— Усложняем, — согласилась я. — Но не жалею.
— Почему?
— Потому что... — я запнулась, подбирая слова. — Потому что впервые за много лет чувствую себя живой. Не просто функционирующей, а живой.
Что-то мелькнуло в его глазах.
— Я тоже так чувствую.
— Правда?
— Да. — Он повернулся ко мне всем телом. — С тех пор как ты появилась в моей жизни, я... Я будто проснулся после долгого сна.
Между нами повисло молчание. Мы сидели на скамейке в вечернем парке, и воздух вибрировал от недосказанности.
— Нам пора домой, — сказала я, вставая.
— Да. Наверное.
Но никто из нас не двигался с места.
— Ника, — тихо позвал Глеб.
— Что?
Он встал и сделал шаг ко мне. Потом еще один. Мы стояли так близко, что я чувствовала тепло его тела.
— Я не могу больше притворяться, что ты для меня просто деловой партнер.
Его рука поднялась к моему лицу, пальцы коснулись щеки. От этого прикосновения внутри все сжалось.
— Глеб...
— Знаю. Знаю, что не должен. Но не могу остановиться.
Он наклонился, и я не отстранилась. Его губы коснулись моих — осторожно, вопросительно. А потом, когда я ответила на поцелуй, все осторожность исчезла.
Мы целовались долго, жадно, как будто хотели наверстать все недосказанное за прошедшие недели. Его руки скользнули в мои волосы, притягивая ближе. Я чувствовала вкус его губ, тепло его тела, и весь мир сузился до этого момента.
— Нам нужно идти домой, — прошептала я, когда мы оторвались друг от друга.
— Да, — согласился он, не отпуская меня. — Домой.
Дорогу мы проделали молча, держась за руки. Я чувствовала, как нарастает напряжение с каждым шагом. Мы больше не могли притворяться, что между нами ничего нет.
Дома мы остановились в прихожей, не зная, что делать дальше. Включить телевизор и попытаться вернуться к привычной рутине? Разойтись по разным углам квартиры?
— Ника, — сказал Глеб хрипло.
— Да?
— Я хочу тебя. Очень сильно хочу.
От его слов колени подкосились. Я прислонилась к стене, тяжело дыша.
— И что мы будем с этим делать?
— Не знаю. — Он приблизился, упершись руками в стену по обе стороны от моего лица. — Но притворяться, что этого