Убит тобой - Татьяна Семакова
Снова гремит выстрел, я машинально приседаю, втягивая голову в плечи, а ноги сами несут меня наверх. Я толкаю дверь в квартиру, спрятавшись за стеной, на всякий случай покрепче перехватываю свое орудие и только собираюсь зайти, как на лестничную клетку выбегает мужчина с пистолетом в руке.
Я вздрагиваю от неожиданности, а когда он поворачивает голову в мою сторону, замахиваюсь и бью его куда-то в горло. Хотела врезать по носу, но он такой высокий, что мне не хватило возможностей тела.
Мужчина выпучивает глаза и начинает хрипеть. Пистолет падает нам под ноги, и я пинаю его, отправляя вниз по лестнице.
– Что там? – орут из квартиры, а я прячусь за распахнутой настежь дверью, пытаясь не грохнуться в обморок от страха.
Господи, да на что я рассчитывала?! Надо было бежать…
Мужчина все еще хрипит, согнувшись пополам и держась за горло, я слышу скрип полов из квартиры, становящийся громче. И чуть только замечаю носок кроссовка, резко толкаю дверь, зажав клюку между ног.
Раздается лязг выпавшего из руки мужчины оружия, а следом из-за двери появляется свирепая рожа. Увидев меня, выражение лица мужчины меняется, становится подлым. Он наклоняется за пистолетом, а я снова толкаю дверь. Мужчина едва выравнивает равновесие, но в этот момент я успеваю изловчиться и пнуть пистолет подальше от него.
Взревев от злости, мужик толкает дверь на меня, и та с жутким хрустом выворачивается вместе с петлями. Я едва успеваю отпрыгнуть назад, чтобы не получить по носу. Взвизгиваю и готовлюсь предстать перед создателем, как вдруг вижу на лестничном пролете снизу старуху. И эта отчаянная женщина подняла пистолет.
– Черт! – брякаю я. Падаю на живот, распластавшись на грязном полу, а старуха кричит противным голосом:
– Стой, стрелять буду!
Мужик отвлекается на нее, а потом вдруг отлетает к противоположной двери и сползает по ней на пол. На площадку вразвалку выходит Тихон, и тут первый приходит в себя и с ревом бросается на него, целясь головой в живот. Тихон ловит его голову, прикладывает его носом о колено, отшвыривает мужчину в сторону и успевает увернуться от удара второго. Хватает его за шкирку и сбрасывает на два лестничных пролета вниз головой. Раздается омерзительный хруст, я передергиваю плечами и ставлю подножку рукой первому, вновь ринувшемуся в атаку. Он нелепо взмахивает руками, ловя баланс, а когда Тихон делает выпад на одну ногу, сигает через перила и улепетывает со всех ног.
– Да твою же мать, – раздраженно сплевывает Тихон, посмотрев вниз.
– Помер, что ли? – слышу скрип старухи.
– Что ли да, – недовольно отвечает Тихон. Оборачивается на меня и рычит: – Ну, помощницы…
– А ты там справлялся, да? – язвлю я, подскочив на ноги. Быстро спускаюсь к старушке и заглядываю в ее бледное лицо. – Баб Зой, вы как? – спрашиваю я с тревогой.
Бабка морщится, прижав ладонь к груди, и только в этот момент я понимаю, как ей нехорошо.
– Тихон, – зову я негромко, не сводя с нее встревоженного взгляда. Тихон спускается на пролет, и тогда я вижу на его джинсах кровь. – Тихон! – ахаю я громко. – Твоя нога!
– Нога не голова, – отзывается он флегматично и подхватывает старую на руки.
– Шестая, – изнеможенно бормочет старушка, и мы все спускаемся на первый этаж.
Я первой врываюсь в квартиру, удивляюсь чистоте и машинально скидываю кроссовки. Вихрем несусь на кухню, нахожу на столе сердечные капли, наполняю чайную ложку и отпаиваю старушку.
– Кому расскажешь – не поверят, – бормочет Тихон, запустив пятерню в волосы и расхаживая по крошечной кухоньке. Два шага в одну сторону, два – в другую. Остановится, посмотрит на нас со старушкой по очереди и все по-новой.
– Не мельтеши, – бурчит старушка, пытаясь развязать дрожащими пальцами узелок платка под горлом. – Ох, худо мне… глупая девка! Сказано тебе было, убегай!
Я встаю рядом с ней на колени и снимаю с седой головы платок. Ладонью стираю испарину с ее морщинистого лица и говорю тихо:
– Спасибо вам.
Какое-то время все молча приходят в себя, переваривая случившееся.
– Куда лезли-то, а? Вы, обе! – ругается на нас Тихон.
– А ты справлялся? – повторяю я свой вопрос, а Тихон морщится. – Сколько всего?
– Четверо. Со стволами, – отвечает он неохотно. – Откуда тут-то взялись, не пойму? Херня какая-то, – раздражается он и матерится на эмоции.
– Но стрелять сразу не начали, – задумчиво рассуждаю я, как-то машинально поглаживая бабку по больной руке. – Видимо, хотели что-то узнать.
– Я не успел выяснить, – жестко отвечает Тихон.
– Так мы рано? – приподнимаю я брови. – Надо было дождаться, когда тебя пристрелят? Прости, пожалуйста.
– Поязви, – рычит Тихон. – Сколько раз сказано? За мной не возвращаться!
– А я что говорю? Глупая, – поддакивает старуха. – Чуть без сердца не оставила!
Я вздыхаю и виновато опускаю голову.
– Ну чего теперь, баб Зой.
– Василина я! – горделиво отвечает старушка.
– Анфиса, – представляюсь я с улыбкой.
– И имя глупое, – ворчит старушка. – Все, уходите. И этих заберите.
– Есть чем рану обработать? – спрашиваю я у старушки, кивнув на ногу Тихона.
– В шкафу в комнате аптечка.
– Спасибо. – Я выдавливаю скупую улыбку и поднимаюсь.
Аптечку нахожу без труда. Старая, советская еще. У меня дома точно такая же. Коричневая кожа с тисненой надписью, белый круг, внутри которого красный крест, от времени ставший грязно-бурым.
Возвращаюсь на кухню и киваю Тихону на стул:
– Раздевайтесь, пациент.
– Анфис, царапина, – пытается сопротивляться Тихон.
– Окей. Давай так. Если ты сейчас разуешься и не оставишь на полу кровавый след, я соглашусь.
– Да там все хлюпает, – бубнит Тихон.
– Как минимум, надо кровь остановить.
– Не будь глупцом и ты! – взвивается бабка. – Ох, молодость… кому-то здоровье лошадиное и мозгов с гулькин нос, а кому-то… – она горестно вздыхает и взмахивает рукой, а мы с Тихоном переглядываемся.
Он вдруг зависает взглядом на одной точке, а когда отмирает слабо морщится. Стаскивает джинсы до щиколоток
